Современный русский детектив. Том 2

— Я пригласила вас, Феликс Николаевич, вполне официально, — ее отчужденное лицо стало суровым. «Другая женщина. — Николаев расстроился. — Что заставило ее так измениться?»

Она вернулась к столу, и он понял: перед ней лежало дело Иванцова.

— Прежде всего, — сказала Виртанен, — объясните, почему вы направили своего подчиненного старшего лейтенанта Кашина для дачи показаний? Вам было известно, что его собственноручные показания в деле отсутствуют? И, я уверена, их изъяли умышленно.

— Впервые слышу от вас. Ни показаний Кашина, ни дела я и в руках-то никогда не держал. С Шевченко у меня отношений нет, рассказать что-либо мне некому. Но меня насторожила возня вокруг отпуска Кашина. Полковник Шатурко заставлял меня отправить Кашина в отпуск во что бы то ни стало! Это произошло не то в день вашего приезда в Инск, не то на следующий день. Я же, понимая, что по данному делу Кашин — основной свидетель, решил помочь следствию и направил его к вам. У вас еще есть ко мне вопросы, Любовь Карловна?

Виртанен низко опустила голову. Он видел: она листает дело чисто автоматически, пытается скрыть неловкость. Когда она снова подняла голову, он заметил, что взгляд ее потеплел.

— Тем не менее следующий вопрос, Феликс Николаевич. В ночь с 18 на 19 марта у вас были контакты с сержантом Иванцовым?

— Да, он знал, что я дежурю, и в двадцать один час вызвал меня. Меня этот факт, признаться, возмутил. Я же не мог предположить, что слышу голос этого человека последний раз. Я его отругал. Речь шла о квартире. Управление сдало дом, но рапорт Кашина, уже вам известный, помешал внести Иванцова в списки претендентов на ордер.

— Так это семью, не его наказали… — мрачно произнесла Виртанен.

— Такова практика, не я ее изобрел, и вы, Любовь Карловна, тоже должны быть с ней знакомы. Путевки, квартиры, дефицитные подписки на книги — это же все вроде премии. Иванцов уже знал, что ему отказано, но пытался, что называется, меня обработать, бил на жалость к семье. «Вы ж обещали…», — твердил. Об этом, кстати, я сообщал Шевченко, и странно, что он вас не проинформировал.

«И не только меня одну, — подумала Виртанен. — И Симонов не знал, что связь была, иначе бы не вдавался в предположения со мной на пару…»

— Скажу честно, — продолжал Николаев, — одно время, в самом начале, сейчас уже нет, но где-то до середины мая я думал, что моя резкая отповедь сломала парня. Он был невоспитанным человеком, мог разобидеться на весь белый свет и просто-напросто дезертировать. На самоубийство он, конечно, не был способен. Да и не сошелся же свет клином на квартире… Но, когда вы нашли его пистолет, я понял, что заблуждался.

Николаев замолчал, наблюдая, как Люба очень быстро записывает его слова.

— Вы знали, что Иванцов был наркоманом?

— Нет. Узнал, когда его уже не стало.

— Однако утверждают, что вы помогали ему с врачом-наркологом. Как понимать подобное расхождение?

— Кто утверждает?

— Кашин.

— Он просто верил слухам. После гибели Иванцова болтовни было много.

— Но ведь Кашин подавал рапорт, где было сказано, что Иванцов уснул на посту в состоянии наркотического опьянения.

— В том-то и дело, что это последнее уточнение в документах ко мне на стол не попало. У нас тогда вроде бы наркоманов вообще не было, а уж в органах внутренних дел — тем более. — В голосе Николаева прозвучал сарказм. — Ах, Любовь Карловна, Любовь Карловна, кабы вы знали, какое редкостное чувство радости я нес в себе целый день… — Он взглянул на нее.

— …и я все испортила, — усмехнулась Виртанен, покачав головой. — Что делать, Феликс Николаевич, следствие — малоприятная штука. Не пахлава от Керима. Копаешься в… — Она запнулась, опустив глаза.

— Да, да, понял, что вы имели в виду. Какие еще у вас ко мне вопросы?

— Люба молчала. Потом встала, раскрыла шкаф, нашла банку из-под сока. Вышла.

Он понял, что пошла за водой.

Потом, когда она ставила цветы в банку — Николаеву показалось, или он хотел, чтобы так было, — несколько прошедших минут изменили настроение Виртанен.

Поставив розы в воду, она осталась стоять у окна.

— Как бы вы поступили на моем месте, Феликс Николаевич? Из дела фактически изымаются показания главного свидетеля…

— Я вам могу посоветовать — объяснитесь с генералом Осипенко. Я уверен, он начнет служебное расследование. Честно говоря, с удовольствием приму в нем участие в любом качестве. — Николаев откинулся на спинку скрипящего стула и прикрыл глаза, будто устав от изнурительной работы. Сквозь ресницы увидел, что Люба смотрит на него участливо. Порадовался. Но радость была уже потускневшей.

— Если в вашем отношении ко мне, — сказал он, тяжело поднимаясь, — наш разговор ничего не изменил, то я жду вас, как вчера, в машине. Начало кинофильма в восемь вечера.

И он ушел.

XIII

Генерал Осипенко принял Виртанен без промедления. Выслушав ее, он понимающе кивнул и принялся сличать протоколы допросов Виртанен с протоколами, записанными майором Шевченко.