Он сумел, однако, побороть свое волнение и несколько прийти в себя, когда увидал, что оба вошедшие в залу посетителя направляются прямо к нему.
«Зачем Василий привел его сюда? – неслось в голове графа Стойцкого. – Что это, развязка, или же начало игры втроем?»
– Позволь, граф, тебя познакомить, – прервал его размышления голос подошедшего Кирхофа, – мой давнишний приятель Николай Герасимович Савин, много за свой крутой нрав претерпевший на своем веку…
Григорий Александрович подчеркнул особенно эпитет «крутой».
– Граф Сигизмунд Владиславович Стоцкий, – представил он графа Савину.
– Граф Сигизмунд Владиславович Стоцкий… – медленно, с расстановкой повторил Николай Герасимович, пристально глядя на своего нового знакомого.
Тот не вынес этого взгляда и побледнел. «Что это, конец или начало? – снова промелькнуло в его голове. – И что из двух лучше?»
– Очень приятно!.. – любезно тотчас сказал Савин и крепко, с чувством пожал руку Сигизмунду Владиславовичу.
«Начало!» – мысленно решил последний. Завязался общий светский разговор.
– Однако я тебя не представил хозяйке и ее двум дочерям, младшая из которых виновница настоящего торжества. Это новый распустившийся цветок в оранжерее полковницы… – спохватился Григорий Александрович и отвел Савина от графа Стоцкого с целью разыскать хозяек и ее дочерей.
– Ну, что? – шепотом спросил он Николая Герасимовича, когда они шли по залу по направлению к гостиной.
– Конечно, не он…
– Но это пока между нами.
– Понятно.
Капитолина Андреевна приняла Савина холодно-любезно. Она знала, что дела его не из блестящих, а к таким людям полковница не чувствовала симпатии. Красота Савина, между прочим, заставляла ее опасаться за младшую дочь; чутьем матери она провидела, что Николай Герасимович именно такой человек, которым может увлечься очень молоденькая девушка, а это увлечение может, в свою очередь, расстроить все ее финансовые соображения, которые по мере возрастающего успеха ее дочери среди мужчин достигали все более и более круглых и заманчивых цифр.
Екатерина Семеновна при его представлении глядела на Савина почти плотоядно.
Вера Семеновна вся зарделась.
Николай Герасимович внимательно взглянул на нее, и его поразила и красота ее, и выражение тоски и ужаса в ее прекрасных глазах.
«Такой цветок и между таким чертополохом!» – подумал он.
С чувством поздравив молодую девушку, он заговорил с ней так задушевно, что она взглянула на него с доверием и благодарностью.
Окружавшие Веру Семеновну мужчины были, видимо, раздражены ее боязливостью и холодностью.
В особенности горячился Корнилий Потапович и, воображая, что обязан этим графу Петру Васильевичу Вельскому, сказал ему несколько колкостей.
С досады на него последний решил, что добьется благосклонности Веры Семеновны, но вскоре заметил, что, хотя и впервые в жизни, но потерпит поражение и он.
Из залы послышались звуки Штраусовского вальса.
Молодая девушка решила не танцевать, но мужчины налетели на нее с приглашениями наперебой, как коршуны на голубку.
Вера Семеновна испугалась еще больше и, как бы ища защиты, бросилась к старшей сестре, но та встретила ее насмешками.
– Да что вы на нее смотрите, Корнилий Потапович, – сказала она Алфимову. – Возьмите эту недотрогу, отведите ее в зал насильно и заставьте танцевать с собой…
Ослепленный страстью, старый банкир даже не понял насмешки, заключавшейся в этом предложении ему танцевать с молоденькой девушкой.
Вера Семеновна готова была разрыдаться.
Наблюдавший за ней издали Савин вдруг подошел к ней и низко поклонился.
Она радостно подала ему руку и пошла с ним в залу.
– Я не хочу принуждать вас танцевать против воли, мне хотелось только избавить вас от этих нахалов.
– О, да, да, спасите меня!
– Клянусь вам, что сделаю все! Но лучше бы все-таки, если бы ваша матушка…
– Ах, мама такая странная! Она сама смеется надо мною. Да нет! Я больше здесь не останусь! Я сейчас скажу ей, – прибавила она, увидя мать у буфета и, оставя руку Николая Герасимовича, подошла к ней.
Произошла гнусная, безобразная сцена.
Мать, то ласково соблазняя, то сердясь и угрожая, объясняла дочери ту роль, которую предстояло ей играть в обществе, и резко приказывала ей быть любезною с богатыми кавалерами и не шептаться с прогоревшим барином и вдобавок с авантюристом.
Савину, стоявшему невдалеке, стало противно.
Он решил уехать, но в это время к нему снова подошла Вера Семеновна.
– Я совсем не понимаю, чего хочет от меня мама… – наивно, жалобным тоном сказала она.
– И дай Бог вам никогда этого не понять… – серьезно сказал Николай Герасимович.
Молодая девушка окинула его недоумевающе-вопросительным взглядом.
– Мне, к сожалению, надо проститься….
– Вы уже уезжаете! – вскричала она тоскливо. – О, вы себе представить не можете!.. Значит, никого не останется…
Савин был тронут.
– Я останусь, чтобы сегодня охранять вас.
– Только сегодня? – наивно сказала молодая девушка.
– Кто знает будущее?.. – загадочно сказал Савин.