Современный швейцарский детектив

Что это такое, что как печать лежит на всем? Не только спертый сигарный дух, пропитавший всю квартиру, и не легкая примесь запаха коньяка, хотя он тоже чувствовался. И не открытый Казанова, и не незастеленная пустая кровать, и не пыль, и не запертый рояль, и не плюшевые портьеры, и не береза со сморщенными листочками…

Штудер постоял посреди кабинета перед открытым шкафом, в котором в беспорядке валялось несколько книг. На письменном столе стояла тройная рамка: фотографии. Девочки, мужчины, жених с невестой, дети… Внуки старого директора.

— А–а–а… — сказал вдруг Штудер в полный голос.

Вот теперь он точно знал, что пронизывало квартиру.

Одиночество.

Старый человек, который ищет забвения в трактире, потому что не может больше выдержать одиночества. У него умерли две жены. Дети далеко… Внуки приезжают только на каникулы… А молоденькие сиделки, с которыми он ходил гулять?.. Старый человек борется с одиночеством, и борьба эта безнадежна…

Штудер бесшумно покинул квартиру, проскользнул на лестничную площадку, поспешил на третий этаж, открыл дверь. Навстречу ему вышла госпожа Ладунер. Его ждет санитар, она проводила его в гостевую комнату.

Войдя, Штудер увидел сидящего на краешке стула маленького Гильгена, бледного, с выражением страха на лице.

3

Гильген почесал лысину. На нем был пиджак, весь в бесчисленных заплатках. Из кармана он вытащил листок бумаги, сложенный вчетверо, и подал его Штудеру. Красивым круглым почерком был тщательно выписан заголовок, представлявший собой нечто вроде посвящения:

«Глубокоуважаемому и самому доброму и самому мудрому инспектору Якобу Штудеру посвящается инвалидом войны по поручению Матто, Великого Духа, чья власть простирается на весь земной шар».

И затем следовал тот странный прозаический текст, который Штудер прочитал еще утром, но начинался он сейчас несколько иначе:

«Когда туман плетет длинные тонкие пряди дождя…» И так далее и так далее… Потом шел абзац про пестрые гирлянды бумажных цветов, развевавшиеся по всему миру, потом вспыхивали войны, стояла фраза про красные шары, взметывавшиеся к небу красными языками пламени революции… Все вроде было похоже, однако как–то не так. На сей раз это странным образом будоражило Штудера, даже мурашки забегали по коже. За прошедшие часы столько всего случилось… Он нашел директора у железной лестницы. Видел его квартиру и ощутил одиночество старого человека. Видел, как вздохнул с облегчением доктор Ладунер и как точно так же облегченно вздохнула его жена.

И вахмистр Штудер стал читать последний абзац нерифмованного стихотворения Шюля. Там было написано:

«Матто! Он могуч. Он может принимать любые образы — то он маленький и толстый, то высокий и изящный, и весь мир для него как кукольный театр. Они, люди, не знают что он играет ими, как кукловод своими марионетками… А ногти у него на пальцах длинные, как у китайского мудреца, стеклянные и зеленые…»

Чудак Шюль! Похоже, ногти Матто не дают ему покоя… Что, однако, происходит? Штудеру стало как–то не по себе, но причина была уже не в «поэзии» Шюля, тут крылось что–то другое…

— Кто это все время играет на аккордеоне? — спросил он с раздражением. Невозможно было понять, откуда идет звук. Он еще внизу в ординаторской слышал музыку — тихую и далекую, здесь она была громче, казалось, проникала сквозь стены и сочилась с потолка.

Он посмотрел на рыжего Гильгена и заметил, что маленький санитар побелел. Это выглядело комично — веснушки проступили так отчетливо, как пятна ржавчины на матовой стали.

— В чем дело, Гильген? — спросил Штудер.

— Нет, ничего, господин вахмистр… — Штудер действительно хочет знать, кто играет на аккордеоне? Это невозможно установить. У них в больнице так много пациентов, играющих на аккордеоне. Доносится откуда–нибудь из отделения…

Штудер удовлетворился ответом, хотя аккордеон продолжал раздражать его. Он не мог сказать почему. Попытался припомнить, что ему утром бросилось в глаза, что было связано с игрой на аккордеоне, но так и не смог вспомнить.

— Вахмистр, — сказал маленький Гильген и запнулся. Но после того, как Штудер ободряюще кивнул ему, он изложил свою просьбу: пусть Штудер попросит доктора Ладунера, чтоб тот его не увольнял… Увольнял? Почему он должен его уволить?