Современный венгерский детектив

— Окончив курс ученья и получив диплом подмастерья башмачника, я уехал в Сольнок. Ибо, как мне удалось выяснить, моя родная матушка именно там сдала меня в приют и сама проживала тогда в этом городе. Однако в Сольноке я узнал, что еще тринадцать лет назад она перебралась в Будапешт и служила на почте. «Что ж, Будапешт так Будапешт!» — решил я. Приехал, снял койку, поступил работать в какую-то обувную мастерскую. Где же ты, Илона Гудулич? Я разыскивал ее, но все безуспешно. Однако я упорно продолжал поиски. Женщина, которая на двадцать лет старше меня, да вдобавок еще моя родная мать, не может исчезнуть как иголка в стоге сена. Наконец спустя несколько месяцев мне удалось напасть на ее след. Разумеется, она была замужем, носила имя мужа, а проживали они в шестом районе, недалеко от городского парка. Второй этаж, длинный коридор. Я нажал кнопку звонка. Была суббота, время после обеда. Из окошечка в двери выглянуло круглое женское лицо. «Мне нужна Илона Гудулич»,— сказал я. Женщина побледнела, но дверь открыла. Запахнула домашний халатик, поправила волосы и шепотом сказала: «Вы ошиблись. Такая здесь не проживает». Внутри квартиры скрипнула дверь, и мужской голос ворчливо произнес: «Наверное, опять просят денег. Надоели эти попрошайки!» Женщина вздрогнула. «Нет-нет, вы действительно ошиблись адресом»,— повторила она. А я все смотрел и смотрел на нее. Я понял, я знал — это она. Мужчина в передней опять проворчал что-то, и женщина захлопнула окошечко. Она, моя мать… Почему-то я не смог сразу уйти, остался стоять в коридоре. И не ошибся. Через некоторое время окошечко снова открылось, и женщина с круглым лицом спросила: «А кто приходил? Что ей передать?» — «Кто приходил? — повторил я.— Передайте, что приходил Цомпо, Бела Цомпо». Услышав это, женщина как-то сразу успокоилась и прошептала: «Приходи в понедельник, утром в понедельник»,— и исчезла. Я медленно спустился по лестнице, вышел на улицу и решил: «Сейчас дойду до парка, присяду на скамейку и спокойно обдумаю, как быть». Но до парка я не добрался. Ноги мои подкосились, и я сел прямо на улице, на каменный тротуар возле дома. Мне вспомнилось, что, кроме мужского голоса, из глубины квартиры до моих ушей донеслись детские голоса. И не один. Я понял: туда мне хода нет. А круглое женское лицо было так красиво. Каким же оно было тогда, когда родился я, Геза Гудулич! И как она обрадовалась, когда услышала имя «Цомпо»! Собственно говоря, я тоже был рад тому, что у меня могла бы быть такая красивая мать. В понедельник я никуда не пошел. Пришлось бы отпрашиваться у мастера с работы. Потом я начал пить. Однажды забрели мы с собутыльниками в один бордель на улице Конти. Но на душе у меня было скверно. Досталась мне какая-то, помню, блондинка…

— Я полагаю, об этом можно не вспоминать. Не слишком ли много перца в твоей истории, Геза?

— Извини…

15

—  Нет, орудием убийства был не яд, а кинжал или нож с узким длинным лезвием.

—  Так это же наш нож для хлеба! Он всегда им резал и сало. Сколько раз я ему говорила— не смей! Да разве он по слушает.

—  Но-такого ножа нигде не обнаружили.

—  А должен он быть, должен. Может, в колодец его бросили?

В детстве Бютёк был католиком и уже подростком околачивался в церкви — звонил в колокола, помогал органисту раздувать мехи и тому подобное. Потом ему очень хотелось занять место церковного старосты, но когда он убедился в том, что эта доходная должность переходит из рук в руки от одного крупного хозяйчика к другому, а их преподобия господа ксендзы ни разу о нем даже не вспомнили, Бютёк разочаровался в католичестве и переметнулся к реформатам. Но вскоре пожалел и об этом.

Вот уже с весны пытается он кое-что предпринять, старается на пользу реформатского храма, но все еще не знает, будет ли из этого для него толк. Прихожане-реформаты народ замкнутый и признавать его усердие не слишком торопятся.

Самый откровенный из них, пожалуй, дядюшка Гоор. Если ему что не по нраву придется, выложит начистоту. Особенно когда узнает, если кто служит вере не по чистоте души, а корысти ради. Одно дело — служить Христу душой и телом, другое — ради денег. Как, например, тот же Бютёк.

— Разве я просил хоть филлер, брат Гоор?

Бютёк любит поговорить со всякого рода попрошайками, калеками и бродягами. Для цыган Бютёк доверенное лицо. Поэтому старшина, начальник милицейского участка, встретив его на улице, всякий раз спрашивает:

— Ну, Бютёк, какие новости?

В двух случаях, когда искали воров, советы Бютёка оказались полезными, преступников задержали.

Брат Гоор, однако, расценил это по-своему и открыто заявил на собрании общины, что Бютёк негласный милицейский агент. Но Бютёк тоже там присутствовал и сумел себя реабилитировать. Кроме того, в его защиту выступили все старухи, жалевшие его как калеку.