Совсем другая история

Почему с неба?.. А потому что оттуда испокон веку падали на Русь все самые непредсказуемые удачи и несчастья. Особенно пристально и даже в нетерпеливом ожидании мы вглядывались в него детьми, нечесаными дворовыми мальчишками. Высыпали ближе к вечеру из своих блочных пятиэтажек к какой-нибудь песочнице, сбивались в шумную хулиганистую ватагу и летели стремглав за городской Вал, где текла мутная речка Гзень, буквально на наших глазах превращаясь в открытую сточную канаву. Потом, разумеется, её взяли в трубы, но тогда… по её илистому руслу сползало к Волхову всё отжившее свой век и потому больше не нужное людям: старые стулья и скамьи, разбухшие ящики и коробки, щелястые корзины и кузова, порожние от кабеля катушки и невесть как угодившие в Гзень собачьи будки. О, если бы воля наших родителей, то мы наверняка бы увидели среди этих отбросов и присланных им из Москвы начальников! Но нас это тогда мало интересовало. Мы высматривали в мутных, неприятно пахнущих водных потоках так называемых «белых окуней», которых наловчились выуживать длинными сучковатыми палками. Именно так мы называли белые, идеально тянущиеся резиновые мешочки, которые наши осторожные отцы стыдливо покупали в городских аптеках по четыре копейки за пару. На витринах они значились презервативами подмосковного Бачковского завода и вполне надёжно помогали стараниям наших скудно живущих в «хрущобах» родителей уберечься от появления на свет нежданного пополнения. Весь улов мы неизменно складывали в баночки и несли к разложенному на берегу костру, где дожидался приготовленный заранее карбид – «ацетиленовый камень», вынесенный с ближайшей стройки. И вот когда на город опускалась темень, мы «кормили» выловленных «окуней» кусочками карбида, который затем заливали водой. Тут же начинался процесс бурного газоотделения, и далее оставалось лишь завязать раструб презерватива какой-либо подручной бечёвкой. Он очень быстро разбухал до размеров настоящего воздушного шара! Однако, жизнь последнего была недолгой… ибо всякий раз кто-то один из нас, осторожно двигаясь спиной, подносил раздутое, потерявшее цвет чудище к костру и круто выпускал его над пламенем. В тот же миг на наших глазах происходило нечто невероятное! Яркое белое пламя с реактивным свистом устремлялось круто ввысь, съедая всё на своём пути: комаров, мотыльков, порхающий над теплом костра пепел, поднятый с земли мусор и даже запущенных кем-то бумажных журавлей. Порой оно улетало так высоко, что, казалось, его видно из самого Дома Советов, откуда правил нами присланный из Центра «Хозяин». Но главное, вместе с этим белым пламенем улетали в родное ночное небо все докучные заботы и беды, заветные мечты и несбыточные надежды. Через секунду – другую над головой не было уже ничего, только небо и воздух, да, может, как надеялись мы, огни уходящего к Москве самолёта. Откуда ж нам, наивным, было знать, что уже тогда тот, кто летал в нём туда и обратно, смотрел вниз на зыбкое, быстро истаивающее зарево заштатного городишки с вполне сложившимся пренебрежением или не смотрел вовсе…