Совсем другая история

Но ближе к ночи всё становилось чёрным, даже Белый лебедь, откуда мы то и дело слышали печальные крики новгородских сидельцев, словно время обернулось на несколько веков вспять. Помню, кто-то из пацанов, сильно заикаясь, предложил подойти к стенам тюрьмы и спросить у заключённых – чего они хотят. Но остальным почему-то эта идея явно не понравилась.

– Чего! Чего? – передразнил предложившего «не дело» самый старший из нас. – Жрать они хотят! Или таблетки снотворные начнут клянчить. Знаю я по своему брательнику. Потом, блин, не отвяжешься! Это тебе не окуней в небо пускать! Все мы вдруг разом задрали головы к небу. Некоторое время стояла такая удивительная тишь, что было слышно, как проплывающий по Гзени мусор шершаво задевает осоку на береговых выступах. И вдруг тишина лопнула, как раздутый ацетиленом презерватив.

– Мужики! – заорал тот, что предлагал двинуть под стены тюрьмы. – Спутник, блин, под Ковшом чешет. Вона – вона, прямо вдоль Вала, глядите!

– Вижу! – радостно крикнул самый старший.

– Я – тоже! – уже негромко подтвердил ещё кто-то. И тут увидел движущуюся звёздочку и я. Действительно, она летела прямо под ковшом, как наши старшие называли созвездие Большой Медведицы. Звёздочка двигалась много легче и свободней московского самолёта, к которому мы уже привыкли, и он перестал будоражить наше воображение. Кроме того, совсем недавно в такой же вот сырой новгородской темени он снёс крышу у городской типографии и сгорел прямо на центральном проспекте города. И, несмотря на то, что крыша эта провалялась на проспекте не меньше месяца, а в городе ходили жуткие слухи о десятках заживо сгоревших пассажирах, ни в новгородских, ни в центральных (московских) газетах об этой очевидной катастрофе столичного самолёта не написали ни строчки, словно и не было в нашем мире никакой Москвы. А спутник летел так высоко, и про него так много писали и рассказывали во всех странах, что каждому из нас казалось: этот синий зрак смотрит только на одного тебя, и только лично тебя он зовёт в многообещающую даль какого-то иного, внешнего мира с десятками ждущих тебя столиц

.

«Что за уродство отпугивает от нас?»