Совсем другая тень

- Насчет Шеленкова?

- Да. Что же касается Голикова... Меня интересует: мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?

- С особо опасным преступником?

- Именно. С особо опасным преступником.

- Этот особо опасный преступник... - Участковый мотнул головой. - Уж не Шеленков ли? А?

- Может и Шеленков.

- Ясно дело. Раз его портрет размножается.

- Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?

- Теперь уж и не знаю. - Участковый полол плечами. - Но все же думаю: не пойдет он на сговор с преступником. По-моему, Голиков - человек честный. Да и у всех на виду.

- Какие у вас с ним отношения? Лично?

- Нормальные. Все ж какой год толчемся рядом на Сенеже.

- Мне с ним нужно поговорить. Поможете? Я здесь на машине.

- Конечно. О чем разговор.

Минут через пять, попетляв вдоль берега, "уазик" затормозил у ворот "Рыболова Сенежья". Когда Рахманов вместе с участковым Маркиным подошел к ограде, на металлическую сеть, как и в прошлый его приход, бросилась привязанная к проволоке немецкая овчарка.

Рахманов посмотрел на Маркина:

- Собака-то злющая. А?

- Молодой еще, что с него взять. Раньше здесь другая была собака. Та зря не бросалась. Обучена была специально для базы.

- Куда ж она делась?

- Околела. Николай Иванович жаловался: пристрелил кто-то, - ответил Маркин и крикнул: - Эй! Есть кто? Николай Иванович, гости к вам! Ау!

Собака, охраняющая "Рыболов Сенежья", интересовала Рахманова и раньше, но лишь из-за поисков несоответствий в показаниях Лотарева. Теперь же выясняется, что собака здесь другая, а старую пристрелили. Когда, почему?

- Пристрелили? - Рахманов следил, как Дик исходит злобным лаем.

- Ну да. Летом. - Маркин посмотрел на Рахманова. - У нас тут бывают такие вещи. Люди ж разные.

Из-за домика вышел Голиков. Увидев Рахманова и Маркина, приказал собаке:

- Дик, молчать! Лежать! Тихо! - Пригласил: - Проходите. Ворота открыты.

- Как жизнь, Николай Иванович? - спросил Маркин. - Никто не обижает?

- Миш, кто меня обидит? Я сам кого хочешь обижу. Проходите, проходите, здесь поговорим.

На территории базы, пожав руки Рахманову и Маркину, спросил:

- По-моему, Андрей Викторович? Не ошибся?

- Не ошиблись.

- Пройдем, ну хотя бы на ту же скамейку. Вы ведь, наверняка, снова что-то хотите узнать?

- Верно, хочу. Давайте пройдем...

- Я, наверное, на бережку посижу? - сказал Маркин, когда они остановились у скамейки. - Вон там, у причала? Да, Андрей Викторович? Если что, позовете.

- Хорошо.

Маркин ушел к причалу.

Усевшись рядом с Голиковым, Рахманов спросил:

- Николай Иванович, заведующий ваш еще не вернулся?

- Заведующий? - Голиков поднял камешек, отшвырнул. - Пока нет.

- Вы ведь хорошо его знаете?

- Ну, знаю. Год все же вместе на базе. Часом, с ним не случилось ли чего? Он ведь третий месяц из отпуска не выходит?

- Признаться, я у вас хотел спросить, почему он не выходит. Не знаете?

- Откуда? Пропал, как говорится, с концами. Я уж беспокоиться начал.

- Вообще-то, вы могли бы сказать мне о пропаже Шеленкова раньше - при нашем первом разговоре.

- Раньше? - Голиков покачал головой. - Вы же в прошлый раз ни словом не заикнулись о Шеленкове. Интересовались каким-то художником. Что ж мне лезть, если меня не спрашивают?

- Так ведь пропал человек. Я бы, например, беспокоился.

- Теперь и я беспокоюсь. Тогда же, когда вы приезжали, думал обойдется.

- А что вы о нем скажете? Что это за человек?

- Шеленков-то? Человек он неплохой. Правда, молчун. Бывает, за весь день слова не вытащишь. Это есть. Но ладить с ним можно.

- Как понять: ладить?

- Ну, в душу он зря не лезет, дело свое знает. И, главное, от работы никогда не отлынивает.

- А что входит в его обязанности? Как заведующего?

- Это только так... звучит громко: заведующий. У нас же здесь, на базе, вся работа пополам. Неважно, кто ты - сторож, заведующий. Ну, что мы здесь делаем... Принимаем отдыхающих. Следим, чтобы всюду был порядок. Инвентарь бережем - причал, лодки, все остальное. Чистоту поддерживаем. Так что с Иваном Федоровичем мы всегда честно делили всю работу. Без обмана.

- Что, Шеленков прямо тут и живет? На базе?

- Да. В этом самом домике. Справа моя комната, слева его. Тут у него все: дом, работа, имущество. Вон его окно, видите?

- Вижу. Какие-нибудь родственники у него есть?

- Никого. Круглый бобыль.

- И никогда не было? Родственников?

- Ну, он мне рассказывал: была у него жена, но лет пять назад умерла.

- Где, не знаете?

- Где-то на севере. Но где точно, не знаю.

- А дети?

- Детей у них не было. Так он говорил.

- Хоть письма-то ему приходят?

- Нет. Во всяком случае, за весь этот год писем не было. Ни одного.

- Ну а знакомые? Приезжал к нему кто-нибудь? Хоть раз?

- Нет, не видел. Здесь-то уж точно все его знакомые - отдыхающие. С ними Иван Федорович и занимается.

- Здесь... А в Москве?

- В Москве... Вообще-то, он несколько раз оставался в Москве. Утром уедет, вечером следующего дня приедет. Если он у кого-то ночевал, значит, есть там знакомые.

- Вам он не говорил, у кого ночевал? Хотя бы намеком?

- Нет. Да я у него никогда и не спрашивал. Все равно бесполезно. Отмолчится.

- Ну а бывало, что он уезжал дня на три? Или, скажем, на неделю?