— Так, — упрямо сказал Джулиус. — И я могу это доказать, — он указал на картину между ними. — Она все еще хранит акварель, которую ты нарисовал с ней, когда она спала. Картина висит на двери ее спальни.
Золотые глаза императора расширились.
— Она ее сохранила?
— Бережет ее, — сказал Джулиус с улыбкой. — Она не сказала, кто нарисовал картину, но такую картину не хранят в спальне, где можно ею любоваться, если ты предал дракона, создавшего это.
Цилинь на миг застыл в удивлении. А потом, словно дверь закрылась, потрясение на его лице пропало.
— Это, наверное, трофей, — с горечью сказал он. — Мои картины высоко ценятся. Если она оставила одну, это не доказательство оставшихся чувств.
— Нет, — упрямо сказал Джулиус. — Я видел это по ее лицу. Я видел, как она смотрела на картину, и нужно быть слепым, чтобы не заметить, как она ей дорога. Она выглядела раздавлено. Как ты сейчас, когда я вытащил из нее ее сторону истории в Китае. Потому всеет так и раздражает. Ты говорил, прибыв сюда, все, что строил на идее, что Челси предала тебя, но сестра, которую я знаю? Та, что ценит твою картину и готова откусить голову любому, кто упомянёт Китай? Это нее дракон, который получил выгоду. Это дракон, который долго страдал, и если ты любил ее когда-то, ты должен ради вас обоих узнать причину.
Цилинь закрыл глаза и вздохнул.
— Хороший аргумент, — сказал он. — Но я не могу принять твои слова.
— Почему?
— Потому что не могу, — он отвернулся от Джулиуса. — Ты должен идти.
— Нет, — Джулиус обошел картину, чтобы снова встать перед императором. — Если бы ты просто поговорил с моей сестрой, уверен, мы могли бы выяснить…
— Аудиенция закончена, Хартстрайкер, — твердо казал император, утомленно прижимая ладонь к глазам. — Я уже принял решение. Наше завоевание твоего клана будет проходить по плану. Предлагаю тебе спуститься и провести с умом последний день.
— Но это глупо! — закричал Джулиус. — Ты не хочешь хотя бы услышать объяснение Челси? Она теперь свободна от Бетезды. Если она и может рассказать правду, то это сейчас…
— Почему я говорю тебе идти? — Цилинь опустил руку. Глаза стало видно, и Джулиус понял, как разозлился император. — Знаешь, как сильно я хочу, чтобы ты был прав? — его голос сорвался. — Я держался за факт, что Челси предала меня, веками, потому что это ранило меньше, чем осознание, что ей было просто плевать. А ты говоришь, что все это ложь. Что она все ещё любит меня, и это все могло быть недопониманием, и я хочу поверить так сильно, что больно.
— Тогда сделай это, — сказал Джулиус. — Челси сейчас на горе. Мы можем поговорить с ней и все выяснить.
— Я не могу, — сказал Цилинь. — Не видишь? Я…
Он умолк, гора задрожала. Вокруг них стопки картин рассыпались. Они не просто падали на землю, а каждая падала в другие, чтобы деревянные рамки били по холстам, оставляя большие уродливые царапины на рисунках. Одна большая масляная картина дерева съехала по полу к мольберту, где стояла картина с Челси. Она едва двигалась, но задела уголком деревянную ножку мольберта, и все рухнуло.
Джулиус пытался поймать, но промахнулся, картина рухнула на столик рядом с ней, рассыпав аккуратно разложенные кисти Цилиня, пролив воду из чашки во все стороны. Несколько капель попало в глаза Джулиуса, но больше грязной воды попало на золотое одеяние Цилиня, оставив уродливые серо-зеленые пятна на вышитых драконах на его груди.
Это все было совпадением. Плохой удачей. Но, когда Джулиус вытер краску с глаз, лиц Цилиня было белым, словно он увидел убийство.
— Теперь ты видишь, почему, — его голос был слабым, дрожал, он склонился к упавшей картине. — Я был уже на этой тропе. Когда я потерял Челси впервые, я нанес невероятный ущерб своей империи. Даже если ты прав, и все это недопонимание, я не могу рисковать, подвергая подданных этому снова.
— Но ты не можешь это подавлять, — возразил Джулиус. — Я не говорю, что больно не будет, но если ты не перестал ее любить за шесть веков, это не случится. Если все Хартстрайкеры будут под твоей удачей, это может спасти Челси от Алгонквин, но это ничего не решает. Ты сделаешь только хуже. Ты не будешь спокоен, пока не разберешься с этим.
— Знаю, — сказал император. — Но я не могу сейчас, — он закрыл лицо руками. — Просто уйди.
— Но…
— Иди, — прорычал он, Лао ворвался в двери.
— Сян!
Видимо, это было имя императора. Джулиус еще не слышал это имя от китайских драконов, но Лао явно звал кузена, ворвавшись в комнату. Он бросил взгляд на одеяние Цилиня в краске, потом повернулся к Джулиусу.
— Что ты сделал?
— Ничего, — сказал император, опустив руки, глубоко вдыхая. — Ничего. Юный Хартстрайкер уже уходит.
Это явно означало, что Джулиусу нужно был уходить, но он не мог. Пока что. Не так.
— Ты не можешь притворяться, что все в порядке, вечно, — сказал он императору. — Когда ты будешь готов узнать правду, приди и найди меня. Я отведу тебя к Челси без вопросов.
Лао оскалился.
— Не произноси то имя!
— Если не можешь говорить о проблеме, это проблема, — упрямо сказал Джулиус. — Если бы ты переживал о нем, не потакал бы этому.