Поскольку солнце еще не било прямо в окно, занавеси были раздвинуты, и Эндрю мог наконец разглядеть мадам Бовилье. В чертах лица чувствуется характер. Руки тонкие, но выразительные. Из украшений только скромное обручальное кольцо на безымянном пальце.
— Эта протечка — настоящая проблема, — с раздражением сказала она. — Я очень беспокоюсь за книги. Понимаете, они мне чрезвычайно дороги. Книги были страстью Франсуа, моего покойного мужа.
— Не волнуйтесь. Манон все вытерла, и книги не пострадали. Уже завтра они вернутся на полки.
— Рада слышать. Однако это не решает проблемы водопровода. В доме все разваливается… Узнайте у Одиль телефон месье Пизони, это он должен все ремонтировать в замке. Велите ему прийти как можно скорее.
— Пизони… Записал, мадам.
Эндрю представил ее себе более молодой, с длинными белокурыми волосами. Ей бы очень пошло. Сегодня у нее была обычная прическа женщин ее возраста: завитые и тщательно уложенные седые волосы. Ее голубые глаза, должно быть, когда-то покоряли сердца.
— Завтра утром, — опять заговорила она, — вы сходите за почтой к ящику у главных ворот. Мы вскроем ее вместе, и я вам скажу, на что надо подготовить ответ.
Блейк слушал вполуха, поглощенный разглядыванием Мадам. Губы у нее были тонкие и прямые, что могло бы придавать ей суровый вид, если бы не мелодичный голос, смягчавший впечатление. Она сказала еще что-то, но он не расслышал.
— Ну вот, на сегодня все, — заключила она. Блейк кивнул, встал и направился к двери.
— Ах да, забыла, — опять обратилась она к нему. — Завтра я принимаю хорошую подругу, мадам Берлинер. Я жду ее на чашку кофе. Приготовьте все в маленькой гостиной к пятнадцати часам. На днях у меня непременно будут еще гости. Я вас предупрежу, когда станет известно, в какой день и в котором часу.
Эндрю вышел. Он ничего не сказал ей из того, что хотел сказать. Слишком увлекся ее разглядыванием.
Когда Одиль спустилась в кухню, Блейк стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, и созерцал сад.
— Все прошло хорошо? — спросила Одиль.
— Никаких проблем. Я занес домой последние книги. Досушатся ночью в прачечной.
— Прекрасно.
— Одиль, мне казалось, что ваша хозяйка не устраивает светских приемов…
— Она очень хочет показать всем свою новую игрушку.
— Что за новая игрушка?
— Вы.
Блейк еле сдержался, чтобы не воскликнуть от удивления. Одиль, едва заметно улыбаясь, встала на пороге рядом с ним.
— Как вы находите мой огород?
— Очень хороший.
— У вас был огород на прежнем месте работы?
— Знаете, я как-то больше интересовался листовым железом. С овощами я сталкивался, когда их надо было закладывать в консервные банки…
Блейк тотчас спохватился, что эта шутка могла разрушить официальную версию о его прежней работе, но Одиль ничто не насторожило, и она продолжала:
— А я предпочитаю закладывать овощи в морозилку. Я считаю, так они лучше сохраняют свои вкусовые качества. Консервы все на один вкус.
Люди слышат только то, что хотят слышать. Блейк сменил тему:
— Мадам Бовилье выходит когда-нибудь из своей комнаты?
— Она спускается к гостям…
— Обидно, имея такой большой дом с прекрасным парком, жить затворником.
— Каждый волен поступать, как ему хочется. Одиль вернулась в кухню.
— Ты, наверное, проголодался, мой миленький, — обратилась она к Мефистофелю.
Кот и ухом не повел. Сидел у плиты, точно приклеенный. Открыв холодильник, Одиль сказала:
— Становится прохладно, месье Блейк. Не держите дверь открытой слишком долго.
Эндрю посмотрел на небо, потом в сторону лесистого холма.
— Хорошо, закрываю.
Одиль что-то искала в холодильнике. Блейк закрыл дверь в сад и спросил:
— Могу я задать вам практический вопрос?
— Я вас слушаю.
— Если мне нужно будет позвонить…
— Есть стационарный телефон в кабинете Мадам. Она дает им воспользоваться в случае крайней необходимости. Боже мой, куда же я ее поставила?..
— Кстати, спасибо за сегодняшний обед. Было очень вкусно.
Одиль обернулась:
— Что вы ели?
— То, что лежало в тарелке. Одиль залилась краской:
— Вы съели еду Мефистофеля?
Кот резко открыл глаза. Это удивило Блейка больше, чем слова кухарки. Каким образом он понял? Глаза у него были какого-то сверхъестественного оранжевого цвета.
— Мне очень жаль, — неуверенно проговорил Блейк. — Но это было действительно вкусно, почти вкуснее…
Он осекся.
— Договаривайте, договаривайте, — занервничала Одиль. — Вкуснее, чем то, что я готовлю вам?
— Я не это хотел сказать. Это было просто-напросто замечательно.
— Вы, как Манье, станете утверждать, что лучше быть моим котом, чем моим коллегой?
— Я ничего такого не говорил.
Мефистофель слушал диалог, поворачивая голову в сторону то одного, то другого. Блейк смотрел на него как зачарованный.
— Бедный малыш! — запричитала Одиль, бросившись ласкать кота. — Мамочка тебе быстро приготовит другую еду.
Потом, совершенно переменив тон, она обратилась к Блейку:
— Сегодня утром вы одурачили меня, а потом опустошили миску безответного котика. С меня хватит! Убирайтесь вон из моей кухни!
14