Совсем того!

В соседней — ботинки. Он взял в руки поочередно остальные коробки, но они была слишком легкими, чтобы содержать документы. Когда Эндрю клал коробки на место, ему вдруг показалось, что задняя стенка шкафа слегка шевельнулась. Он просунул руку между висящей одеждой. Когда его пальцы почувствовали дерево, он надавил и, к его большому удивлению, стенка повернулась вокруг оси. У Блейка задрожали руки. Сердце забилось сильнее. Он еще толкнул дверцу. За ней открылось темное пространство, гораздо большее по размерам, чем потайная ячейка.

В этот момент он услышал настойчивый звон колокольчика. Блейк поднялся так резко, что сильно стукнулся о верхнюю полку шкафа. Быстро поправив вешалки и вернув на место коробки, он покинул комнату так скоро, как только мог.

33

Страшный вопль разорвал царившую в доме тишину. Отозвавшись на всех этажах, в каждом уголке здания, он превратился затем в жалобный плач. Эндрю чуть не выронил масленку, с помощью которой смазывал замок главного входа. Решив, что случилось что-то ужасное с Мадам, Блейк бросился к лестнице, но успел лишь поставить ногу на ступеньку, когда послышались стенания из буфетной. Войдя туда, он увидел Одиль, упавшую грудью на обеденный стол. Закрыв лицо руками, она испускала стоны, похожие на предсмертные.

— Одиль, что случилось?

Кухарка сидела неподвижно, согнувшись в три погибели.

— Что с вами? Да скажите же, Одиль! Я вызову спасателей.

— Не надо, — пролепетала она. — Слишком поздно. Это ужасно…

С первого взгляда на нее Блейку не показалось, что она ранена. Может, ранена Мадам? Она могла упасть, и даже того хуже… Одиль показала рукой на открытую дверь в сад.

— Она там! Умоляю, прикройте ее чем-нибудь… Эндрю выскочил в сад. Ничего. Добежал до огорода.

И там никакого трупа. Эндрю вернулся на кухню.

— Где тело? Одиль, прошу вас, поднимите голову и скажите!

Блейк обнял ее, чтобы успокоить. Она не сопротивлялась. Положила голову ему на плечо, дрожа как осиновый лист.

— Тело там, возле ступенек…

— Но я ничего не видел!

Блейк, оставив женщину сидеть на стуле, вернулся на крыльцо. В это мгновение он увидел жертву — маленькую мышку.

— Одиль, вы из-за этого так кричали?

— Я боюсь мышей, — дрожащим голосом проговорила она. — Я их видеть не могу. А дохлые еще страшней.

— Разумеется, это работа Мефистофеля, — со вздохом сказал Блейк.

— Я знаю, — ответила кухарка, постепенно приходя в себя. — Он регулярно это делает. Я не понимаю, он же всегда накормлен. Вы даже говорили, что он ест слишком много…

— Кошки делают это не от голода. В них говорит охотничий инстинкт.

Блейк осмотрел мертвое тело.

— Головы нет. Я надеюсь, покойница не будет являться вам по ночам.

— Как вы можете этим шутить?

— Лучший способ побороть страх — это смеяться.

— Посмотрела бы я на вас. Я пошла за лавровым листом — и наткнулась. Но каков мерзавец!

Блейк с трудом сохранял серьезность.

— Когда-нибудь в будущем, через тысячи лет, когда его вид сильно изменится, он соберет для вас букет своими маленькими лапками, или подарит какой-нибудь рисунок, или прочитает стишок на своем кошачьем языке, а пока он приносит вам пойманную и обезглавленную мышь.

Одно упоминание о мыши снова пробудило у Одиль ужас. Эндрю опять обнял ее:

— Простите, я не хотел.

— Это чудовищно, — всхлипывала она, — какая жестокость!

— Я накрою ее белым носовым платком, а если у вас есть желтая лента, я могу написать на ней «место преступления» и огородить жертву по периметру.

— Вы опять смеетесь надо мной, злой человек.

— Ну так разрядитесь на мне. Мефистофель не поймет. А что до любительницы сыра, то она свое уже получила…

Появившаяся в дверях мадам Бовилье увидела Одиль в объятиях Блейка.

— Кто это так страшно кричал? — взволнованно спросила она.

Услышав голос хозяйки, кухарка резко высвободилась из объятий Блейка.

— Это я, мадам. Мне очень жаль.

— С вами не случилось ничего страшного?

— Нет, мадам, это…

Даже произнести название животного для кухарки было выше ее сил.

— Одиль увидела… как бы это вам сказать? — вмешался Эндрю. — Нечто маленькое на букву «м». Мадам Бовилье улыбнулась:

— Это маленькое обитает в норках и иногда высовывает оттуда мордочку.

— Теперь уж ему нечего высовывать… Мокрое место осталось, — уточнил Эндрю.

Мажордом и Мадам заметили, что Одиль строго смотрела на них.

— Как вам не стыдно, — сказала она.

Не проронив больше ни слова, Мадам пошла к себе.

— Отдохните, Одиль, — мягко проговорил Блейк. — Я все уберу.

Взяв под раковиной совок, Блейк отправился подобрать мышиный трупик. Он посмотрел вокруг, нет ли где поблизости оторванной мышиной головы.

— Знаете, Одиль, вы не вправе упрекать Мефистофеля в том, что сами же проделывали со своими монархами. Может статься, этот обаятельный зверек был безжалостным тираном, угнетавшим кошачий народ. Вообразите, сидит такая кроха на троне, в маленькой короне, и требует все больше сыра и зерна, в то время как за стенами дворца кошки страдают от голода. Мефистофель совершил революцию!

— В вас нет ни капли жалости.