Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов

Премия «Золотой глобус» за лучшую музыку к фильму – Разрисованная вуаль

Восемь номинаций на «Оскар»

Восемь номинаций на «Золотой глобус»

Две премии «Грэмми» за лучший альбом, являющийся саундтреком к фильму, телешоу или другому визуальному представлению

Вы говорили о том, что в музыке содержится определенная глубина, которая может быть привнесена в фильм.

Мне кажется, магия музыки заключается в том, какие эмоции и чувства она у вас вызывает. Она не на виду, она может действовать глубоко, больше на физическом уровне. Она может рассказывать о прошлом или будущем героя – это более эмоциональное содержание. Это движение, которое проходит от «А» до «Я», направляет тебя.

И это поток, но у музыки есть движение вправо и влево. Я всегда находил магическим соотношение этих трех элементов, когда начинал работать с фильмами. Я всегда чувствую все, что происходит, и стараюсь тщательно отобразить это в музыке, у которой должны быть своя сила и свое содержание, и это для меня вызов, с которым я сталкиваюсь каждый день.

Как великая музыка из фильмов вдохновила вас на то, чтобы самому стать композитором?

Я бы не сидел сегодня здесь, если бы не слушал выдающуюся музыку, и я должен сказать, что возможность покупать альбомы с музыкой к фильмам, которые я уже смотрел или смотрел немного позже, обеспечивала преемственность моей страсти.

Конечно же, когда я начинал писать музыку для кино, я надеялся, что смогу писать хорошую музыку, которая сможет быть единственной в своем роде. Если честно, в течение долгих-долгих лет я очень стеснялся, и мне потребовалось время, чтобы начать говорить, что я композитор. Раньше я говорил, что я музыкант.

Моя фамилия начинается на «Д», как и у многих композиторов, которыми я восхищаюсь – Дютийе, Дудамель, Дебюсси. И мне было тяжело представить, что однажды я запишу диск, который будет стоять на той же полке с этими композиторами.

Конечно, иметь возможность слушать музыку вне фильма – это очень важно, я думаю, это не всегда получается, но я стараюсь.

Как вам больше нравится работать с режиссером над фильмом?

Я ничем не отличаюсь от актера или от декоратора. Я прихожу в фильм со своей историей и со своим бэкграундом, и фантазиями, которые у меня есть по поводу сюжета фильма. Если режиссер меня зовет, значит он хочет какой-то новый элемент, который дополнит его работу. Именно поэтому он выбирает этого актера, эту актрису, этого художника-постановщика или этого композитора. На это есть причина – он думает, что паззлы хорошо сложатся. У всех великих режиссеров, с которыми я работал, есть разум, и они понимают, что, чтобы иметь хорошего компаньона, ты должен дать ему свободу.

Вы считаете, что музыка – это BD-модель. Что это значит?

Музыка для меня имеет три измерения. Конечно, когда вы слушаете музыкальное сопровождение фильма, это имеет два измерения, но когда я думаю о музыке в кино, как я говорил раньше, передо мной лежит целый мир. У вас есть глубина резкости, когда вы используете камеру. Актеры идут из глубины комнаты, в которой они играют, в ее переднюю часть. Ты как будто находишься в театре. Есть измерение, которое ты только ощущаешь, и музыка относится именно к нему. Ты можешь это подчеркнуть. И чем больше я пишу музыки, тем больше я хочу стать частью этого объекта и быть внутри этого объекта, попасть в трехмерный мир фильма без 3D-очков. Это не цель, просто музыка может создать так много всего, что ты можешь расширить экран просто медленно введя целый оркестр в то место, где до этого играло всего лишь несколько музыкантов.

Внезапно экран расширяется. Экран также можно расширить, пойдя другим путем – глубиной резкости, позицией инструментов в студии, в которой вы записываете. Так что есть трехмерный мир, которым я как будто одержим.

И концепцией установления связи через вибрации.

Да, на это я потратил очень много времени. Это тоже одна из моих одержимостей, поскольку я пишу музыку для кинокартин, у меня всегда перед глазами эти картины. Я пытаюсь снова и снова написать музыку, а потом возникают вибрации – это и есть ощущение этих трех измерений. Иногда ты пишешь музыку, ты слушаешь свои наброски, слушаешь их вместе с картиной, и ты чувствуешь, что они плоские. В них нет ничего. Ты не привнес ничего нового к тому, что уже есть на экране. В этом нет никакой магии.

После множества попыток я наконец нахожу что-то, и я внезапно начинаю чувствовать движение внутри себя, что и есть музыка, которая становится частью того, о чем говорится в фильме, частью энергии кино, его души, его дыхания, частью того, как фильм развивается во времени, и именно это я называю вибрацией – когда я могу почувствовать музыку прямо перед своим лицом.