Создание трилогии BioShock. От Восторга до Колумбии

Хруст, потрескивание, далекий рокот – эти звуки окутывают игрока, пока он пробирается по улицам Восторга. По большей части именно они составляют звуковое окружение игры, потому что музыка используется лишь в ключевые моменты. Чередование звука и тишины создает невероятно сильный эффект погружения. Команда звукорежиссера Эмили Риджуэй потрудилась на славу. Эффекты поразительно реалистичны; кажется, что мы вот-вот захлебнемся в подводном мире Восторга. Атмосферу тревоги и запустения подчеркивают громкоговорители, которые то и дело передают оповещения в городском безмолвии. От такого мурашки бегут по коже! Тут и там на стенах висят рекламные плакаты, в торговых автоматах играет веселая музычка – призраки былых времен еще бродят по улицам Восторга.

Свобода и рабство

Лицензионные композиции – музыка из прошлого – идеально перекликаются с идеями Кена Левина. Он хотел предложить нам совершенно особый опыт, который выходил бы за тесные рамки видеоигры и заставлял нас задуматься. Восторг – это город, который навеки застыл в конце 1950‑х. Неудивительно, что фонографы и музыкальные автоматы играют лучшие образцы джаза и блюза с 30‑х по 50‑е года. Здесь можно услышать Билли Холлидей, Сестер Эндрюс, Коула Портера, The Ink Spots (поклонники Fallout о них уже наслышаны) и Джанго Рейнхардта[94]. Музыка высшего общества звучит как эхо из давних времен. Она прекрасно вписывается в нарративную логику игры и привносит в подводный город историческую достоверность. А самая первая такая композиция, которую мы слышим, – это Beyond the Sea: американская аранжировка La Mer Шарля Трене в исполнении Бобби Дарина. Ее название («За морем») говорит само за себя. Более того, мир впервые услышал Beyond the Sea именно в 1960 году – как раз тогда, когда происходит действие BioShock.

Однако не следует упускать из виду социально-политический контекст, стоящий за этой музыкой. Да, джазовые мелодии, которые мы слышим в игре, были популярными хитами того времени – и уже поэтому их стоило включить в саундтрек. Тем не менее музыка США 1950‑х годов вовсе не ограничивалась джазом. Тогда как раз был на подъеме его «белый» аналог – рокабилли. Это смесь афроамериканского ритм-энд-блюза и кантри, эдакий ранний рок-н‑ролл. Его главным певцом был, конечно же, Элвис Пресли. Стоит отметить, что добропорядочное общество одинаково осуждало и откровенные танцы Короля, и волну афроамериканской музыки. В BioShock мы не услышим ни рокабилли, ни кантри, а только джаз – и это, конечно, не простая случайность. Начиная с появления блюза в середине XIX века до всевозможных джазовых форм, которые покорили XX столетие, музыка афроамериканцев транслировала важные социальные ценности, связанные с борьбой против рабства и расовой сегрегации. Она обретает особый смысл в контексте BioShock, чей сюжет как раз вращается вокруг идеи рабства – физического, умственного, нравственного и философского. Не зря главный герой игры носит на запястьях татуировку с цепями. «Ты человек или раб?» – вопрошает Эндрю Райан снова и снова.

На рубеже 1960‑х годов линию джаза продолжил фри-джаз[95], который позволил афроамериканцам оставить канву западной музыки и полнее выразить социальный протест. И снова BioShock перенимает эти ритмы борьбы за свободу. Нечто подобное мы наблюдаем в мультипликационном фильме «Метрополис» режиссера Ринтаро, снятом в 2001 году: в его ключевых сценах звучит St. James Infirmary Blues[96] и I Can’t Stop Loving You Рэя Чарльза. «Метрополис» – это еще одна история о рабстве и свободе, тщеславии и гордыне. Конечно, совпадением это не назовешь: мультфильм представляет собой адаптацию манги Осаму Тэдзуки, которая, как и оригинальный фильм Фрица Ланга с таким же названием, стала одним из основных источников вдохновения для команды BioShock.

Но популярные песни прошлого интересны не только своим подтекстом – они также работают на эффект погружения. Тут BioShock похож на Fallout, где звучала музыка Ink Spots. Джазовые мелодии потрясающе контрастируют с тягучей и тревожной атмосферой Восторга[97]. Из-за такого несоответствия игра кажется еще страшней – особенно когда джаз начинает играть прямо в середине перестрелки. С похожей ситуацией мы сталкиваемся, когда охотимся за приспешниками Сандера Коэна: на фоне звучит классическая музыка, а именно «Вальс цветов» прямиком из «Щелкунчика» Чайковского. Это один из лучших моментов во всей игре, он полностью ломает наши ожидания и апеллирует к отношениям между формой, содержанием и интерактивностью, которые и составляют искусство. Кроме того, тут кроется дань уважения финалу первого «Бэтмена» Тима Бертона, где герой сражается с бандой Джокера под музыку вальса, написанного Дэнни Эльфманом.

Меланхолия и ужас