Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный

— Я не закрывал их и открывать не собираюсь. Входи сам, как можешь, или ешь пыль.

Гор бьет ногой в ворота, и те падают, при этом Мадрак слегка удивляется, а Гор поднимается по витой лестнице в самую высокую башню. Войдя в комнату, он смотрит на поэта и священника-воина с некоторой угрозой, вопрошая:

— Кто из вас двоих отказался впустить меня?

Оба делают шаг вперед.

— Два дурака! Знаете ли вы, что я Бог Гор, только что пришедший из Дома Жизни?

— Извини, что на нас это не произвело потрясающего впечатления, Бог Гор, — говорит Мадрак, — но нас тоже сюда никто не впускал, и мы тоже вошли сами.

— Как вас зовут, мертвецы?

— Я — Брамин, к вашим услугам, конечно, смотря к каким…

— …А я — Мадрак.

— А! Я кое-что знаю о вас двоих. Почему вы здесь и что это за падаль на столе?

— Мы здесь, потому что мы не в другом месте, — говорит Брамин, — а на столе находятся два человека и одна жаба, и должен заметить, что любой из них лучше, чем ты.

— Неприятностей можно легко добиться, хотя, во что они выльются, не всегда можно предугадать, — говорит Гор.

— Могу я поинтересоваться, что привело так скудно одетого бога мести в это злосчастное место? — спросил Брамин.

— Ну конечно же, месть. Кто-нибудь из вас, бродяг, не видел недавно Принца Имя Которому Тысяча?

— Лично я отрицаю, причем говорю правду.

— Я тоже.

— Я пришел сюда в поисках его.

— Почему сюда?

— Оракул назвал мне это место. И хоть мне не очень хочется биться с героями, а я знаю вас как таковых, я считаю, что вы должны извиниться за тот прием, который здесь мне оказали.

— Справедливо, — говорит Мадрак, — потому что знай, что волосы наши стояли дыбом при виде недавней битвы, и за последние несколько часов мы утомились. Может быть, глоток доброго красного вина выразит наши чувства — тем более что во всем этом мире всего одна фляга его?

— Этого достаточно, если вино будет хорошим.

— Тогда подожди немного.

Мадрак достает свою фляжку с вином, делает глоток, чтобы показать, что вино не отравлено, оглядывает глазами комнату.

— Подходящий сосуд, сэр, — говорит он и поднимает перевернутый кубок, который лежит на столе.

Вытирает его чистой тряпкой, наливает вино и протягивает кубок богу.

— Благодарю тебя, священник-воин. Я принимаю его в том духе, в котором он был мне предложен. Что это была за битва, так взволновавшая вас, что вы даже забыли о хороших манерах?

— Это, кареглазый Гор, была битва на Блисе, между Железным Генералом и тем, кого называют Оакимом Скитальцем.

— Железный Генерал? Невозможно! Он мертв уже несколько веков. Я сам убил его!

— Многие его убивали. Но ни один не уничтожил.

— Эта куча металлического лома на столе? Неужели это действительно Принц Недовольных, который когда-то стоял передо мною как бог?

— Еще до того, как ты появился на свет, он был могуществен, — говорит Брамин, — и когда люди забудут о Горе, он все еще будет Железным Генералом. Это не имеет никакого значения, на чьей стороне он сражается. Выигрывает он или проигрывает, он — дух восстания, который никогда не может умереть.

— Мне совсем не нравятся эти разговоры, — говорит Гор. — Ведь если разобрать его по частям и уничтожить каждую часть в отдельности, а потом развеять пыль по всему космосу, он перестанет существовать.

— И это тоже было сделано. И много веков подряд его последователи собирали его, пока не собрали заново; этот человек, этот Оаким, похожего на которого я раньше не встречал, — продолжал Брамин, — высказал ту же мысль, что и ты, как раз перед сражением в фуге, которая сотрясла весь мир. Единственная причина, по которой они валяются таким образом — извини меня за то, что я не выбираю выражений, — на этом мире Марачека, это та, что я не позволяю им пробудиться из состояния темпорального шока.

— Оаким? Это и есть смертоносный Оаким?.. Да, могу в это поверить, приглядевшись к нему повнимательнее. Как вы думаете, кто он на самом деле? Такие герои не появляются просто так, из пустоты.

— Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он настоящий силач и мастер фуги, который появился на Блисе в его последние дни, перед черным прибоем, — может, для того, чтобы ускорить его приближение.

— И это все, что ты о нем знаешь?

— Это все.

— А ты, могущественный Мадрак?

— Так же, как и я.

— Допустим, мы разбудим его и допросим?

Брамин поднимает свою трость.

— Только дотронься до него, и я буду оспаривать твое право присутствовать здесь. Он слишком опасен как индивид, а мы пришли сюда отдохнуть.

Гор кладет руку на плечо Оакима и слегка трясет его. Оаким стонет.

— Знай же, что жезл жизни также и копье смерти! — вскрикивает Брамин и одним движением пронзает жабу, которая сидит прямо у левой руки Гора.

Прежде чем Гору удается повернуться к нему, внезапно по комнате проходит порыв ветра — и жаба взрывается, превращаясь в какую-то огромную форму, сидящую в центре стола.

Его длинные золотистые волосы чрезвычайно густы, его тонкие губы раздвигаются в улыбке, его зеленые глаза смотрят на стол у его ног.

Принц Имя которому Жаба дотрагивается до красного пятна на своем плече и говорит Брамину:

— Разве ты не знаешь, что было написано: «Будь добр к птице и зверю»?