Создания Света

Долгая пауза. Капля воды упала мне на голову и покатилась по шее.

— Да, — сказал он. — Наверное, вышел.

— Ты его не читал?

— Великий Свет, нет, Джемма.

Я подавила вопросы о содержимом, о новых статьях и философских спорах ученых университета. Мы жадно читали памфлеты, когда они прибывали к нам из-за моря, часами фантазировали, как сами побываем за морем.

— Он прибыл в день, когда мы вернулись в Каллаис, — сказал он сдавленным голосом. — Я смотрел, как они забирают тебя в Пристанище, а потом пошел в наши комнаты и увидел его на столе. Не думаю, что я пропускал хоть один с восьми лет, но я не смог открыть этот. Ни тогда. Ни потом…

Сотня мыслей проносилась в голове — необходимость двигаться быстрее, желание отвлечься от туннеля, паника от замкнутого места, паутина эмоций от мыслей о памфлетах, как они были важны для нас. Как он приносил их мне в ночи, когда я боялась и была одна, и мы выбирались в звездный двор Призма, чтобы читать их в свете луны. Как мы изучали их, растянувшись у края каньона друг на друге. Как я читала их вслух, когда ему было плохо, когда он прикрывал глаза и слушал.

— Я думал, что мы когда-нибудь его прочтем, — тихо сказал он.

Я не знала, как ответить, как теперь говорить о том, что мы обсуждали день за днем, полные надежды и предвкушения, не потухших шансов. Но моего ответа не было, потому что со следующим шагом моя рука скользнула в пустой воздух. Я чуть пошатнулась от удивления — проход неожиданно оказался за выступающим камнем. Я услышала, как Селено покачнулся за мной, резко замерев.

— Что такое? — спросил он.

— Мы здесь, — сказала я. — Проход здесь.

— О, хорошо, — сказал он. — Он больше?

Страх в моем теле соединился в жуткий ужас.

— Нет, — сказала я. — Не больше.

— Как тогда это может зваться проходом?

— Он выше, — сказала я, двигаясь вперед, чтобы и он видел. — Но более узкий, — такой узкий, что стены сходились к полу, оставляя узкую щель, где можно было пройти, но это было не худшим. На уровне плеч было не шире четырех моих ладоней. Потолок был в половине фута над головами. Я вспомнила описание мамы, когда она говорила о тех туннелях. Она сравнила его тогда с тараканом.

Я и не подумала, почему она так назвала.

— Придется снять сумки, — сказал Селено. — Уверена, что путь верный?

— Двойной X, — сказал я, указывая на белую краску на стене. — Метка петроглифов.

— Как далеко?

— Меньше ста ярдов.

— Он точно не шире дымохода, — он скривился и снял сумку с плеч. — Покончим с этим.

Как он мог быть таким спокойным? Как мог быть готовым пролезть в эту щель? Я едва могла управлять конечностями, они дрожали, немели, становились тяжелыми, как якорь корабля. Почему мама не предупредила меня об этом проходе?

— Идем, — сказал Селено с долей нетерпения. — Я хочу увидеть это и уйти отсюда.

Я медленно вытащила руки из лямок сумки и опустила ее на землю. Я вдохнула — в последний раз? — повернулась боком, сжала фонарь в ведущей руке, а сумку в другой, и пошла в туннель.

Каменные стены были влажными, давили на мою грудь и живот, и я поздно поняла, что нужно было снять болеро, которое теперь цеплялось пуговицами. Но Селено уже шел следом, и если я уйду отсюда, вряд ли наберусь смелости войти еще раз. Так что я двигалась, не видя ноги или что-то, кроме блеска влажного камня в дюймах перед глазами.

Не было смысла говорить. Даже если бы я могла дышать — а в тесном пространстве это было сложно — разум не мог думать. О чем мы говорили? Зимний памфлет… Лиль Робидью… звездные обручи? Мой обруч чуть съехал, я пригнулась под камнем. Почему мы говорили об обручах? Мы о них вообще говорили?

Мона. Мы говорили о Моне.

Нет, мы говорили про ее брата Кольма. Голова кружилась, разум вцепился в это, как в буй. Кольм Аластейр, брат Моны. Один из двух братьев. Он изучал историю культуры. Исследовал эволюцию традиционных украшений для волос леди Алькоро, помимо остального. Он читал документы, что мы оставили, когда он, его сестра и остальные выгнали Алькоро из озера Люмен.

История в Алькоро была не такой престижной, как точные науки, математика. Историей занимались в качестве хобби. Религиозные споры, в которых участвовала — и участвует, как я напомнила — моя мама, были самым распространенным видом исторических дебатов. Но, мама подтвердила бы, если увлечься, можно было попасть в тюрьму. Может, потому все пришли к выводу, что история — дело Прелатов. История Алькоро все же всегда была связана с Пророчеством. Слова Призма были в настоящем, прошлом и будущем страны, что еще учить?

Не культуры других стран.

Желудок сжался еще сильнее. Разум щекотало, как от той искры, что возникла, когда я стала задумываться, были ли цикады такими, как говорили ученые.

«Это странно. Это неправильно».

А если…

А если, гипотетически, наше восприятие истории и культуры как хобби как-то повлияло на наши международные отношения? А если, гипотетически, посвящение одной Истории, определенной Пророчеством, ослепило нас, и мы не видели никого из тех, кого не тревожила судьба Седьмого короля?