Командир «Стремительного» развернул планетку касанием пальца и повращал ее в ладони. Красивый мир, зеленый, сочный. Цинтеррианцы в свое время на него возлагали столько надежд…
— А кажутся такими правильными, — иронично отметил Эйнаор.
— На Флайтон всегда стекались недовольные цинтеррианским режимом пласты общества, — Лаккомо отпустил планету висеть свободно на карте. — Если бы меня спросили, какой мир я бы первым стер из системы Федерации — я бы указал на Флайтон.
Эйнаор подтянул схему сложенными в управляющий жест пальцами и подвинул к себе виртуальную проекцию зеленого мира.
— Твое слово? — сказал Лоатт-Лэ, покручивая планету, словно прикидывая ее для будущей игры.
— Сумасбродный, вечно качающийся следом за прибылью, кажущийся бессистемным, ненадежный, «высокотворческий» народ. Живущий по эгоистичным ценностям, способный собираться в толпу по зову хая и любой волны, которая надавит на их чувство свободы.
Иногда Лаккомо не стеснялся в выражениях, как сейчас. Брату высказываться можно. Все-таки это не собрание главкомов, где за оскорбление нации путем озвучивания личного мнения можно стать врагом народа. А в такой высокой должности и с таким высоким федеральским званием Алиетт-Лэ не мог позволить себе при чужих ушах распинаться на грубость.
— А звучит как описание фарэйцев, — задумчиво изрек Эйнаор, подкинув виртуальный шарик на ладони и тут же его поймав.
— У фарейцев хотя бы есть их извращенный кодекс чести, которому они следуют, чтобы хоть как-то поддерживать внутренний порядок. А на Флайтоне людьми правит Эксперимент.
— Не наука?
— Нет. Наука правит на Рокконе, — Лаккомо посмотрел по сторонам в поисках места для сидения. Стулья в зале на первый взгляд отсутствовали, но наверняка где-то хранились в выдвижных пазах. Искать их и отвлекаться не хотелось. Проще пристроиться куда в другое место. Но скамеек в помещении не нашлось, а барельефы на колоннаде начинались только под потолком.
Так и не найдя ничего удобнее, Алиетт-Лэ подошел к столу, оккупированному братом, и осторожно примостился сбоку, поглядывая на шарик Флайтона.
— Если в случае с первыми Цинтерра основывала колонию за счет государственной программы и по воле правительства, то все полеты на Флайтон спонсировали мелкие частные компании. Государство не могло позволить себе тогда разоряться на два потока, но… миллиардеры и богатенькая молодежь жаждали приключений. Они хотели отхватить свой личный кусочек пока еще бесхозной земли и, воспользовавшись данными разведки, вложились в работу частных космодромов. Так появился Флайтон. Головная боль Цинтерры, которую метрополия просто не могла своевременно устранить.
— Да и как бы они закрыли тогда путь к планете, — поигрывая шариком и якобы раскручивая его на пальце, сказал Эйнаор.
— А никак. На Флайтон по первым проторенным путям кинулись туристы и ученые. Не те, которые с научными степенями и медалями, а те, что не стеснялись поначалу копаться в инопланетной земле и подыхать.
— Флайтон пестрая планета. Богатая. Цинтерра приобрела бы куда больше, если бы направила свой авангард мозгов на нее.
— Побоялись аномалий, — Лаккомо кивнул на виртуальный сгусток пространства, который показывала карта на пути между метрополией и зеленой планеткой. — Дорога до Роккона была проще и не нуждалась в крутой траектории.
— Зато теперь в тех аномалиях Флайтона под видом мусора прячется весь твой любимый пиратский сброд, — широко улыбнулся торийское Величество.
— Обожаю стрельбу по космическому мусору… — не меняя тона, сказал Лаккомо.
— Значит, по твоему мнению, надежды на Флайтон возлагать нельзя, — сказал Эйнаор, кидая виртуальный шарик обратно на его положенное место, где он тут же свернулся в точку.
— Вообще… смотря какие надежды, — поерзав, Лаккомо забрался сидеть удобнее на стол. — Флайтон беспокоен. У него нет четкого лидера. Внутренние дрязги только добавляют планете проблем. Обилие мелких группировок, держащих свои районы и города, создают из планеты одно сплошное лоскутное одеяло. Как переклинит каждого мелкого управленца — обычно непонятно. Все зависит от того, чем он… барыжит, что скупает, в какой климатической зоне находится и что курят его соседи.
— Ты это, надеюсь, не серьезно? — Эйнаор сомнительно покосился на брата.
— Я похож на комедианта? — похоронным тоном спросил Лаккомо.
— Нет.
— Вот и я так не думаю. Однако… — вице-король поднял палец.
— Чувство юмора у тебя весьма специфическое… — тут же вставил свой комплимент младший.
Лаккомо так и замер с поднятым пальцем, безвззвратно сбитый с мысли. А потом под взглядом умилительно-наивно улыбающегося брата рассмеялся и опустил руку. Показалось, что от такой вызванной реакции даже сам Эйнаор засиял еще большим довольством. Чистый смех брата он слышал последние годы все реже и реже.
— Ладно, — Лаккомо отмахнулся. — Я почти серьезно. Почти — потому что не учел еще много факторов, оказывающих влияние на их многогранный и сложный духовно мир.
— Точнее, Лаки, — улыбаясь, попросил Лоатт-Лэ.