Ей не хотелось признавать, что релакс-массажер/интернет-браузер сейчас пригодился бы как никогда. Пока устройство размером с головку наушников первоклассно массировало виски пользователя, поток света проецировал изображение того, что тот пожелал увидеть. Когда Хейзел училась в колледже, она подсела на тонкие шоколадные печеньки, которые выпускал местный продуктовый магазин. В донорском центре, где она время от времени зарабатывала своей кровью на чизбургеры и наркоту, их выдавали как бонус. На вкус они напоминали крекеры (соседка Хейзел отказывалась их есть, потому что это печенье якобы изобрели для вымышленных представителей животного мира, которые в таблицах классификации находятся между золотым ретривером и человеческим младенцем). Но в их простоте было что-то особенное. Кроме того, зернистая поверхность заменяла Хейзел скраб для губ. Когда Хейзел надевала массажер, ей нравилось разглядывать проекции этих печенюшек. Она в сотни раз увеличивала изображение, чтобы они были похожи на шоколадные пустоши с неизведанной планеты.
– Он ведь заставил тебя подписать брачный контракт, да? Если ты уйдешь, то останешься ни с чем.
Его вопрос подтолкнул Хейзел взглянуть на папину, а затем на Дианину руку – и точно, на пальцах были кольца, видимо, утром они устроили неофициальное обручение.
– Там все очень сложно, но совершенно законно.
Она решила, что после этого он должен замолчать. Слово «сложно» действовало на папу как криптонит: в его сознании не было различий между «хорошо продуманный» и «перемудреный».
Так и было: у них был всеохватывающий брачный контракт. Из-за него отцовский страх перед юристами немного передался и ей. Она подписывала документы в одном из конференц-залов Байрона, и до сих пор помнила, как процессия юристов вносила бумаги: на них были одинаковые костюмы и двигались они почти одинаково, как в синхронном плавании. Это был один из тех немногих случаев, когда Байрон при ней ни разу не отвлекся ни на какой экран: он следил, чтобы она подписала каждую страницу. Рядом с ней посадили кого-то вроде переводчика, и он вкратце излагал ей суть каждого параграфа – в основном речь шла о том, что конкурирующие компании не могут ее нанимать, чтобы выведать инсайдерскую информацию, – этот переводчик тоже работал на Гоголя. Хейзел могла бы привести собственных юристов, но так как у нее на момент вступления в брак не было ни денег, ни имущества, она решила, что особого смысла в этом нет.
В случае развода ей должны были выплатить сумму, которая многим людям, да и ей самой на момент подписания, показалась бы достаточно внушительной. Она тогда не обратила внимания на цифру – что-то около миллиона? – да и на все остальное тоже. По воспоминаниям, в голове у нее крутилась одна мысль: при таком раскладе невозможно проиграть. Оказалось, возможно – она проиграла. Байрон ни за что не согласится на развод.
– Он настолько плох, что ты готова бросить жизнь, к которой уже привыкла? Как такое вообще возможно? На тебе ни одного синяка! – папа был вне себя и теперь держал Диану уже не так крепко, а как будто она была пакетом с продуктами, которым он размахивал, отчитывая стайку детишек. Наконец он все-таки обхватил куклу за талию обеими руками и сцепил пальцы. Хейзел невольно загляделась, как ловко он обращается с куклой и облокачивает ее на себя, как пару лыж или другой объемный спортивный снаряд. Его новый захват напомнил Хейзел документалку о вековых лесах, которую они с папой когда-то смотрели вместе, – протестующие встали перед деревьями и сцепили руки, чтобы защитить лес от вырубки.
– У экономики суровые законы, малышка. У тебя нет опыта работы по специальности, на которую ты так и не доучилась. Ты симпатичная, но это мое мнение, все-таки немного надо, чтобы папаша назвал тебя милашкой. Но я смотрел офисные ситкомы по телику – ты старовата чтобы тягаться с миленькими стажерками. Он тебе изменяет? Это непросто, я понимаю, но не лучше ли не обращать внимания? Невысока цена за то, чтобы всю жизнь купаться в деньгах. Во всем остальном купаться не так приятно. Зачем что-то менять?
– Понимаешь, пап, купаться хорошо, но я начала тонуть.