– А ваш муж… Он тоже восхищался этими тетрадями?
Мария вспомнила, с каким интересом Кеннет пролистывал тетради. Впрочем, тогда она была так сильно удивлена его появлением в комнатке, что совершенно не думала об этом.
– Думаю, что да. Хотя мы не говорили об этом. – Мария помолчала и спросила: – А можно, я покажу эти тетради Дэвиду? Некоторые рисунки очень интересные.
– Да, конечно. А когда вы закончите, я сам переставлю этот сундук в другую комнату.
Некоторое время спустя Мария привела Дэвида в каморку. Как она и думала, Дэвид любил рассматривать рисунки, сделанные в заморских странах. Но ей, кроме того, хотелось серьезно поговорить с сыном.
Мария не знала, как начать разговор о ребенке, которого она носила. Более того, она подозревала, что Дэвид, сопоставив время венчания и последующее появление брата или сестры, будет плохо думать о ней.
В комнате стульев пока не было, и Мария закрыла крышку сундука, приглашая сына присесть с ней рядом.
– Я кое-что хочу сказать тебе и надеюсь, что ты обрадуешься, Дэвид.
Сын посмотрел на нее странным взглядом и спросил:
– Ты о ребенке?
– Как ты узнал?! – вырвалось у Марии.
– Некоторое время назад сэр Кеннет рассказал мне об этом. Он думал, что я расстроен поспешностью вашей свадьбы, потому и рассказал.
Мария была искренне озадачена поступком мужа.
– И ты действительно был расстроен?
Дэвид лишь пожал плечами, и Мария закусила губу. Как она не поняла раньше, что это может обескуражить сына?!
– Мне очень жаль, но это я должна была сказать тебе об этом.
Мария тщетно вглядывалась в лицо сына, пытаясь увидеть его чувства за обычной маской невозмутимости. Как часто она сожалела, что вместо настоящих эмоций видит на лице сына лишь эту маску. По ней – так даже гнев был бы лучше. Порой Марии казалось, что ее сын был совершенно лишен каких-либо чувств. Неужели это знаменитое английское воспитание?
– Я рад, что ты так счастлива, мама, а сэр Кеннет – превосходный рыцарь, – проговорил наконец Дэвид.
– Ты действительно рад? – спросила Мария.
Дэвид задумался – словно прежде никогда не думал об этом.
– Я переживу, – ответил он, пожав плечами.
Ответ сына озадачил Марию. Неужели «переживу» – это все, что он мог об этом сказать?
– Я знаю, как тебе было трудно, когда убили твоего отца, – тихо проговорила Мария.
Дэвид криво усмехнулся:
– Ты говоришь о казни? Мой отец был предателем и понес заслуженное наказание, а его позор не имеет ко мне никакого отношения.
Мария ждала чего угодно, – но только не этого. Ответ сына ужаснул ее, и она сочла нужным пояснить:
– Твой отец боролся за то, во что верил. Он не был предателем для своего народа. И для твоего народа, кстати.
Мария сама была удивлена, что защищала графа Атолла после стольких лет презрения, однако же… Что бы он ни сделал по отношению к ней и ее сыну, он все же был великим шотландцем, и Мария хотела, чтобы Дэвид понял это. Очевидно, годы приглушили былую горечь и позволили ей увидеть все в ином свете.
Дэвид поморщился и пробурчал:
– Мой народ живет сейчас под властью узурпатора. Как только король Брюс будет повержен, люди узнают правду.
По крайней мере в этом Кеннет оказался прав. В ее сыне больше не осталось ничего шотландского. Боже мой, как же она ошиблась в нем! Когда-то она поклялась бороться за его наследство, но забыла о самом главном – о его личности. Он же был шотландцем, а его отца казнили потому, что он боролся за шотландскую независимость. Теперь же Дэвида именовали не иначе как «кузен Дэйви» – именовали люди, казнившие его отца.
Марии вспомнился вчерашний вопрос Кеннета. Действительно, что бы она сделала, если бы ее позвали домой? Теперь, слушая сына, она поняла свою позицию и свой ответ. Мария поддержала бы Брюса. Она верила в короля Шотландии так же сильно, как когда-то верил Атолл. Конечно, эта вера была похоронена под десятилетиями страха, но это была живая вера. А графу Атоллу следовало бы лучше защищать их с сыном и, конечно же, предупредить ее о возможных проблемах. Однако она не могла обвинить его в преданности Брюсу.
– Моя сестра была замужем за этим узурпатором, Дэвид. Роберт Брюс – один из величайших рыцарей в христианском мире, – проговорила Мария в надежде пробить эту стену английского спокойствия. – Я хотела бы, чтобы ты встретился с ним. Мне кажется, что вы с ним похожи.
– Я встречу его… на поле боя.
– Роберт хотел, чтобы ты возвратился в Шотландию.
– Как ты узнала? – нахмурился Дэвид.
– Он сам сказал мне об этом, когда я была там.
– Я вернусь в Шотландию, когда мы разобьем его армию.
Мария понимала, что ей нужно обдумывать каждое слово. Немного помолчав, она вновь заговорила:
– Ты не англичанин и знаешь это. Не так ли, Дэвид? Ты – шотландский граф и принадлежишь Шотландии. Разве ты не хочешь вернуться домой и увидеть землю своих предков?
Сын посмотрел на нее так, словно она только что призналась в государственной измене.
– Почему ты говоришь об этом, мама?
Мария промолчала. Она решила, что и так уже сказала достаточно. Да и что она могла требовать от сына, когда сама не могла ответить на многие вопросы?