Созданы друг для друга

Но поразительным образом в Гарандине вдруг проснулась дремавшая где-то в самых дальних глубинах припрятанной генной памяти семейственность. У него внезапно появилась прямо-таки потребность собрать всех родных вместе, чтобы вот здесь все были – под его приглядом и охраной.

На кой, спрашивается?

Ну вот почувствовал Владислав Олегович, что ему это надо, а поскольку Гарандин – человек решительный, то он сразу же принялся разрабатывать план действий.

И первым делом предложил Константину Павловичу возглавить будущий больничный комплекс прямо сейчас, на стадии строительства.

– Я добьюсь от Министерства здравоохранения любого карт-бланша для вас, – соблазнял сладкой заманухой Влад тестя. – Будет современная аппаратура и технологии, врачей наберете сами, на очень достойных условиях, и кредиты выдадим под процент-два с максимальными льготами под жилье любым специалистам. О категории комплекса договоримся отдельно: присвоим статус районного или регионального. У вас звание, опыт, награды. Да и хватит уже вам, Константин Палыч, у стола-то стоять, вон уже и колени дают о себе знать, пора на руководящую должность.

Ох, как мягко-заманчиво стелил змей велеречивый Гарандин.

Да, насчет звания. Это настояло руководство клиники, в которую перешел Нагорный из Склифа. И как только перешел, тут «вдруг» и обнаружилось, что он, оказывается, талант необыкновенный и собрал огромный материал на основе особенных оперативных случаев, на основании которого и написал несколько монограмм и кучу статей в медицинских журналах. Руководство поощрило, помогло всячески сдать кандидатский минимум и защититься. Вот так.

Ладно, отвлеклись.

Про семейственность. Влад сделал предложение и теще:

– И для вас, Антонина Борисовна, есть серьезное дело. Что там музыкальный класс, а не организовать ли нам музыкальную школу, а? Детей-то у нас полно, и с каждым годом лишь прибывают, а не убывают. И Лидии Юрьевне дело найдется.

Соблазнял, ох как соблазнял.

Тесть с тещей сказали, что подумают, посоветуются. Ну а как же без дельного совета. Надо.

Сонька сама чуть ли бойкот объявила матери и отчиму, требуя жить здесь немедленно. Сейчас же.

– Это же все мое, разве вы не понимаете! – возмущался ребенок. – Животные, ветклиника, а Владислав Олегович это же вообще второй после Будды человек, раз так по-настоящему природой занимается. Хочу здесь жить! Учиться можно и в поселковой школе!

Пришлось матери напомнить бунтующему ребенку, что из поселковой школы она вряд ли сможет ездить в Москву, чтобы посещать ее любимые курсы ветеринарии. И ладно это, можно вот и у Степана Федоровича в клинике обучаться. Да только как же быть с ее желанием учиться в Ветеринарной академии? В нее из поселковой школы не поступишь.

Ладно, вроде договорились, так Сонька через пару недель за ужином в выходные выдала им очередной фортель, заявив нарочито официальным тоном:

– Маменька и названый папенька, вы будете гневаться, но я влюбилась в нашего конюха до страсти.

– Это в которого? – спокойно спросил Гарандин, придержав улыбку и незаметно обменявшись с Диной понимающим взглядом. – Уж не в Михалыча ли?

Михалычу тому было хорошо так за шестьдесят, имел он веселый нрав и был ну очень охоч до женщин, которых любил преданно и безмерно, причем всех подряд.

– Нет, не в него, – тем же тоном продолжала Сонька, – в Павла.

– Ну а что, Пашка парень толковый, молодец, – похвалил ее выбор названый папенька, – поступает в этом году на отделение коневодства в той самой академии, где ты собираешься учиться. Так что перспективы у вас имеются вполне неплохие. А вот страсть пока отложим.

– Что мы куда отложим? – тут же поинтересовался прибежавший Лешик. Он шустренько забрался на стул и заступился за сестру: – Папочка, если Сонечка просит, значит, ей очень надо. Ты не прячь, пусть берет.

Ну вот как тут не веселиться.

Понятное дело, что Кирилл, Соня и Иван с Еленой Игнатьевной, вынужденные оставаться в Москве, пока никак не могли попасть под крыло отца семейства. Но он держал эту перспективу в планах, по крайней мере, по поводу Сони и Кирилла.

Вообще, Гарандин, конечно, деспот, улыбалась Дина, командир страшный, все-то он приказывает, все контролирует, ой-ей-ей.

А ее как-то этот факт и не цепляет ни разу, не задевает – да и ладно, пусть рулит, а что в этом плохого? Ей, по крайней мере, стало почему-то нравиться.

Совсем она расслабилась, думала Дина, все продолжая улыбаться, работу задвинула куда-то в прошлое, как тяжелый сон, передала все дела-связи помощникам, договорилась со всеми представителями дружественных структур, да и с Ринковым и Кнуровым они все обсудили. И с таким внутренним ощущением небывалого освобождения, вот настоящего освобождения, чуть ли не полета, она устранилась от всех дел Центра и даже не задумалась хотя бы о другом каком применении своих профессиональных навыков. Ну, например, могла бы просто адвокатом пора- ботать.

Не-а, не хочу, чувствовала Дина. Хочу вон семьей заниматься.