Создатель

Предмет, которому создатель посвятил свои движения, был, без сомнения, Шерстова… Вскоре танцующие с удивлением заметили, что Лена и Гарри абсолютно никого не замечают вокруг себя и кружатся в каком-то одним им внятном, бешеном ритме. При этом они посылали друг другу взгляды, переполненные такой ненавистью, что их можно было принять за участников некоего конкурса с обязательным победителем. Многие остановились, чтоб до конца проследить за этой дуэлью девушки и мужчины. Быстрая композиция группы "Дю папле" завершилась, и без перерыва грянула другая, знаменитая «АББА»-вская – столь же стремительная. Гарри давно взмок и выдохся, но не сбавлял взятого ритма. Лена, сильно побледневшая, уже пару раз прикусила свои яркие губки, но и она не собиралась сдаваться. Вторая песня была уж близка к завершению и грозила перейти в третью, когда грозный Гарри замер и с криком "Победила" сделал шаг вперед и прижал к себе обессилевшую Шерстову. Та сама пала в его объятия и, передохнув, тихо сказала: "Пойдем! Надо с тобой поговорить".

Обнявшись, наши герои вышли из залы и очень медленно двинулись к выходу. Плиев удивленно проследил за движением Шерстовой и стал спрашивать, куда это делся Влас… Лена торопливо надела чьи-то валявшиеся в коридоре тапочки и стала открывать дверь квартиры. Наркизов других тапок не обнаружил и завозился со своими грязноватыми полусапожками. Дверь квартиры вдруг, без всяких усилий Лены, стала раскрываться сама, и… изумленной Шерстовой представился сам Кобельков с парой бутылок шампанского в руке.

– Ты это куда, дорогая… – начал, но не закончил пиит.

– Слушай, друг, дай тапки! – совершенно спокойно обратился создатель к обомлевшему Кобелькову.

– А, что? – замялся Влас, туго соображая, как же могло произойти такое. – А кого тебе, Наркизов, еще дать?

– Не кого, а чего! Мы ж филологи, ась? – Гарри всеми членами чувствовал, что набухает очередной грязноватый скандал. Но он лишь получал от этого непередаваемое наслаждение.

– Гарри, пойдем, что ты! – крикнула Лена из коридора.

– И куда вы пошли? – задал Влас совершенно глупый вопрос.

– Куда надо, тебя забыли спросить! – грубил создатель. – Тапок-то жалко?

– Тапок, конечно, не жалко, – задумчиво сказал Колчак Деникинский. – Жалко остывших чувств…

– Милый, возьми мои! – Шерстова подскочила к мужчинам и, сбросив с себя тапочки, мало подходившие Гарри, потянула создателя за дверь. – Идем, я на перила сяду…

– Уже он милый? Ну, ты, Лена, даешь… – Кобельков едва не сронил вино.

– Уже он… – Шерстова, приобняв Гарри, пропала за дверью.

Влас, ничего не соображая, сполз на пол своей симпатичной квартиры. Конечно, Шерстова не была его любовницей и никак не хотела ею становиться, как он ни старался. Но все же, как ему казалось, у них были общие взгляды, она любила слушать его стихи под его же гитарное исполнение. Да и сегодня, Шерстова была оживленна и мила, как никогда. И про заканчивавшееся шампанское она ему и намекнула, вот он и поперся в гастроном, а тут такое… Почему именно этот Наркизов, темная личность? Чем он его лучше? Влас никак не мог ухватить главное в ситуации, и он спасительно решил, что Шерстова просто пьяна, она творит теперь то, о чем еще много раз пожалеет.

Подскочивший к Кобелькову Плиев с ходу нажаловался на Шерстову, которая, по его мнению, предала "святую целость поэзии". Влас передал ему бутылки и сказал, что это его личное дело. "Че, а че?" – не понял Витька. "Кому че, кому ниче, кому х… через плечо!" – пояснил Кобельков и дружески хлопнул Витька по загривку. Редактор "Рыжего пара" изумился такому повороту и счел нужным обидеться. Влас прошел в зал и с некоторым омерзением отметил, что гости разошлись не на шутку, на ковре уже валяются шкурки от апельсинов и что-то еще, вместо благородных напитков жрут уже все подряд… Недотрогу Растишкину, видимо, тоже нализавшуюся, два «омерзенца» уже откровенно лапали за все деликатные места. Пора уже сворачивать это мероприятие, да и на будущее – ну их всех, таких гостей, к монаху…

Тем временем разговор по другую сторону входной двери принимал более деликатные формы. Гарри, усадив девушку на перила площадки шестого этажа, погладил ее и хотел поцеловать. Шерстова, справедливо считая, что сдаваться сразу неприлично, резко отстранилась, едва не сыграв в пролет. Гарри поймал ее за плечи и сильно прижал к себе… Шерстова осторожно коснулась пальцами темных волос создателя:

– Ведь я тебе нравлюсь, правда, Гарри?

– Относительно других – да, – честно сказал создатель.

– Я сразу так поняла…

– Вот как? – улыбнулся Наркизов. – Это хорошо… Впрочем, ты сейчас забываешь о поэтах.

– Власик? – улыбнулась Лена джокондовой усмешкой. – О нет, мы просто друзья. Не больше… Его стихи мне нравятся, да, а так…

– Стихи пишем, девиц потягиваем, – тонко подметил создатель.

– Ты что говоришь! – Лена ударила его по руке. – Я не такая, как все они. Я чиста…

– Угу, – промычал Гарри и поцеловал Шерстову в волосы. – Чиста, как белый снег зимой…

– Ты странный, Гарри, – Лена приблизила к нему лицо настолько, что не поцеловать было бы оскорблением.