Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо

– Прекрасно, сэр. Рябчики – в четверти мили от молодых дубов. Вальдшнепы – большей частью в ольшанике. Бекасы на лугах кишмя кишат. Еще что-то у озера – не могу сказать наверняка, но, когда я шел через кустарник, кряквы подняли гвалт и так пронеслись через лес, словно за ними гнался добрый десяток лисиц.

– Ну да, наверное, лиса, – сказал я. – Возьми собак на поводки: им уже пора научиться стоять спокойно. Вернусь к обеду.

– Еще кое-что, сэр, – сказал Дэвид, все еще стоя с ружьем под мышкой.

– Что?

– Я видел человека в лесу, около дубов… по крайней мере, так мне показалось.

– Лесоруб?

– Не думаю, сэр… если только среди них не водится китайцев.

– Китайцев? Ну нет! Хочешь сказать, ты видел тут, в лесу, китайца?

– Я… думаю, да, сэр… не могу сказать точно. Когда я добежал до дубов, его там уже не было.

– А собаки его заметили?

– Точно сказать не могу. Они вели себя странно. Гамэн лег и заскулил, но, возможно, у него просто случились колики. Мёш тоже захныкал, но это, быть может, от той колючки в лапе.

– А Войю?

– Войю больше всех встревожился, сэр, и шерсть у него на загривке встала дыбом. Но я заметил, как рядом под деревом пробежал сурок.

– Тогда ничего странного, что Войю навострил уши. Это, Дэвид, был не китаец, а просто пень или кочка. Бери собак и ступай.

– Должно быть, так, сэр. До свидания, сэр, – сказал Дэвид и пошел, а мы с Войю остались вдвоем.

Я посмотрел на пса, а пес – на меня.

– Войю!

Он сел на землю и просительно замахал передними лапами. Его чудные карие глаза светились надеждой.

– Ах ты пройдоха, – сказал я. – Куда пойдем: в ольшаник или на горку? На горку? Отлично! Вперед, за рябчиками! К ноге, дружище, и покажи мне чудеса самообладания.

Войю побежал за мной по пятам, с достоинством игнорируя и нахальных бурундуков, и тысячи таких заманчивых и важных запахов, которые обычная собака тотчас бы бросилась изучать.

Вскоре мы углубились в чащу. Желто-бурый осенний лес полнился хрустом валежника и палых листьев, сбивавшихся в кучи под ногами и плывших по ветру. Тихие ручейки, спешившие к озеру, принарядились по сезону: разукрасились алой кленовой листвой и желтой дубовой. Солнце играло в заводях, где сновали туда-сюда стайки гольянов, хлопотавших о своих маленьких, но, без сомнения, очень важных делах. Далеко позади остались сверчки, стрекотавшие в высокой ломкой траве на опушке леса.

– Давай! – скомандовал я Войю.

Собака рванулась вперед, обежала круг и зигзагами понеслась сквозь папоротники, а потом, в одно мгновение, застыла неподвижно, словно отлитая из бронзы. Я двинулся за ней, подняв ружье. Через два-три шага – ну, самое большее через десять – из зарослей взвился крупный рябчик и устремился в чащу, ломясь через кусты. Прогремел выстрел, лесистые утесы отозвались эхом, а за тонкой пеленой дыма рухнуло наземь что-то темное, в облаке перьев – бурых, как листва под ногами.

– Апорт! – скомандовал я.

Войю сорвался с места. Не успел я и глазом моргнуть, а он уже несся галопом ко мне, изогнув шею и не забывая вилять напружинившимся хвостом, аккуратно удерживая в розовой пасти целый ворох пестрых бронзовых перьев. Торжественно возложив птицу к моим ногам, он устроился рядом: шелковистые уши легли поверх лап, морда опустилась на землю.

Я сунул рябчика в сумку и наклонился к Войю, показывая без слов, как я им доволен. Потом сунул ружье под мышку и махнул собаке – мол, пора идти.

Часам к пяти вечера я выбрался на небольшую поляну и сел отдышаться. Войю подошел и плюхнулся передо мной.

– Ну что? – спросил я.

Войю с печальным видом протянул мне лапу – я взял ее.

– Вернуться к ужину мы уже точно не успеем, – сказал я, – так что можно расслабиться. Знаешь, а ведь это ты виноват. У тебя что, колючка в лапе? Ну-ка, посмотрим… Ага, вот! Видишь, я вытащил. Теперь можешь нюхать и лизать сколько влезет. Только не слишком вываливай язык, а то потом ото мха его не очистишь. Что ты так пыхтишь? Полежать-отдышаться не хочешь? Нет, эти папоротники нюхать не надо. Даже не смотри туда, слышишь? Сейчас мы с тобой покурим, потом подремлем чуток и вернемся домой при свете луны. Только представь себе, какой у нас будет роскошный ужин! И как Хаулит будет рвать на себе волосы, когда мы не вернемся вовремя! Подумай, сколько всего ты сможешь порассказать Гамэну и Мёшу! Подумай, какой ты сегодня молодец, хороший пес! Вот так, старина. Вижу, ты устал. Ну, поспи со мной немного.

Войю и вправду подустал. Он растянулся на листьях подле меня, но я не понимал, спит он на самом деле или нет, пока задние лапы у него не начали подергиваться. Тут-то я понял, что ему снятся славные подвиги. Я, возможно, тоже прикорнул, но, когда поднялся и открыл глаза, солнце, казалось, не сдвинулось ни на дюйм. Войю вскинул голову, прочел у меня по глазам, что я пока еще никуда не иду, несколько раз хлестнул хвостом по сухой листве и со вздохом улегся обратно.