Создатель звезд

Плакси с радостью отозвалась на приглашение, однако свидание прошло неудачно. Девушка, как и следовало ожидать, с головой окунулась в студенческую жизнь. Хотя Сириус и чистился сотрудником того же университета, их пути не пересекались. Голова Плакси была полна лекциями, студенческими работами, компаниями, танцульками и новыми друзьями — летами, очень далекими от Сириуса. Беседа началась легко и весело, но глубокой близости больше не было.

Несколько рал Сириус готов был выложить девушке все тревоги, но просившиеся на язык слова: «Ох, Плакси, помоги, я качусь в пропасть!» — почему-то не выговаривались С каждым часом ему все сильнее чудился исходящий от нее запах подсознательной враждебности. Появился этот запашок, когда Сириус заговорил с ней о суках, хотя внешне девушка оставалась вполне дружелюбной. Прогулку они закончили в мрачном молчании. Каждый сделал попытку развеять его легкой болтовней — но тщетно. Прощаясь, Плакси сказала: «Приятно было повидаться!», и Сириус отметил про себя, что перед расставанием запах ее смягчился.

— Да, хорошо было, — сказал он, и ощутил при этом, как ее неизменный «запах человека» вызывает в нем тошноту.

Обратный путь до лаборатории лежал через весь город. Наугад шагая по улицам, не разбирая дороги, он ощутил, что задыхается среди стаи уродливых полуобезьян, которые завоевали землю, изуродовали собачий род, как уродовали изгороди, и создали его, Сириуса. На него накатила ярость. В озлобленном уме всплывали все новые воспоминания, питающие ненависть. Много лет назад он видел в поле под Фестиниогом малыша с ангельским личиком. Тот доставал из гнезда птенцов каменного дрозда и, одного за другим, нанизывал их на торчащий из изгороди гвоздь. А не так давно, уже в Кембридже, Сириус наблюдал за нарядной дамой, гладившей по голове своего кобеля. Она вдруг оглянулась — не смотрит ли кто. Вблизи оказался только Сириус — прсто животное. Тогда дама, не переставая гладить пса одной рукой, другой ткнула ему в пах кончиком горящей сигареты. Это проявление сексуального садизма в человеке потрясло Сириуса тем больше, что он сам позволял себе подобное со своими суками. А теперь он уверил себя, что подобные извращения — человеческая зараза, привнесенная в него, в частности, человеческим воспитанием. Его родичи, твердил себе пес, по природе не жестоки. О, нет, они убивают чисто и быстро. Только загадочные, демонические кошки опускаются до пыток.

Все это — плод ужасного эгоизма человека, — сказал себе пес. «Хомо сапиенс», как указывал один проницательный представитель этого вида, Г. Уэллс, несовершенен в общественном отношении. Даже собаки, тоже не лишенные эгоцентризма, куда более социальны по природе. Они нередко дерутся за кость или суку и состязаются за доминирование. но в том. в чем они социальны, они социальны целиком и полностью. Они способны к настоящей преданности, без тайного стремления самоутвердиться. Так говорил себе Сириус. Они способны на абсолютную, беззаветную верность: например, человеческой семье, которую избрали своей стаей, или единственному обожаемому хозяину, или доверенной нм работе. Пастушья собака ничего не получает от своих трудов. Она трудится ради самого труда. Она — художник. Несомненно, встречаются люди, такие же верные, как собаки, но жизнь в Кембрижде научила Сириуса ловить каждом примере верности запашок самоутверждения. Сириус сейчас даже в люби к нему Плакси видел всего лишь стремление соответствовать избранному образу, а не истинную, самозабвенную любовь. Или взять Макбейна! Что для него важнее: сама наука или многообещающий ученый Хью Макбейн? Сириус по запаху заметил, что этого сотрудника больше всего волнуют и привлекают собственные достижения. То же самое можно было сказать обо всех знаменитостях, собиравшихся в гостях у Томаса — обо всех этих биологах, физиках и психологах, врачах, профессорах, писателях, художниках, скульпторах и прочая, и прочая. Все они — выдающиеся, все держатся скромно и дружелюбно. и каждый из них. все до единого, черт возьми, если верить чуткому носу и ушам, рвутся к личному успеху, к славе, — хуже того, всегда готовы потеснить из сияния славы другого, выставить его глупцом или уродом.

Безусловно, и собаки ведут себя не лучше — если их не захватит благородная верность. Вот оно! Собачья верность абсолютна и чиста. Верность же человека всегда подточена его любовью к себе. Боже, они в сущности, безчувственным!

Опьянены собой и бесчувственны ко всему, кроме себя. В них есть что-то от рептилий, нечто змеиное.