— Тождество элементов, — произнес он с философической меланхолией, — тождество элементов доказывает существование системы. Я тождествен любому другому элементу в стране, и в этом моя сила. Сила коллектива, сила народа, — заключил он с патетическим вызовом. — Свобода онэлемента есть свобода выбирать степень тождественности.
— Но я не хочу быть тождественным! — воскликнул я.
— Для системы твои личные пристрастия несущественны, — рассмеялся он. — Для себя, внутреннего человека, ты вправе произнести следующую постановку: ты можешь быть тождественным самому себе, а ты сам — есть тождество любого другого элемента системы. Твоя внутренняя личность оригинальна, а внешняя тиражирована, так что ты вполне и неподсудно можешь развивать себя, внутреннего, тождественного самому себе, в то время как ты — внешний должен быть тождествен любому другому элементу системы, хотя на самом деле любой другой элемент тождествен тебе, и это должно быть для тебя предметом особой гордости. Представляешь? Все похожи на тебя! Какое счастье.
Да, он получил прекрасное начальное образование.
— Конечно, — подтвердил он, — у нас в школе был математик, который из всего курса математики знал лишь тождество. Поэтому всякий урок он вел так «Тему нашего сегодняшнего занятия, дети, вы прочитаете в учебнике, а мы с вами займемся тождеством». Принцип всеобщей тождественности был его «бзиком». Если, например, говорили о погоде, то он заявлял: «Сегодняшняя погода тождественна самой себе». Или: «Сегодняшняя погода тождественна прошлогодней того же дня». Если мы выезжали на сельхозработы, тождественные трудовым каникулам, то он заставлял нас сортировать картофель тождественных размеров и он свирепел, если мы ошибались или не выполняли приказ.«Только солдат, — говорил он, — тождественный солдату уставного тождества, избавлен от ошибок, тождественных поражению, тождественному гибели».
— Допустим, — соглашался я, — но не будет ли подобная тождественность тождественна дурной бесконечности?
— Ни в коем случае, — отвечал он, — бесконечность не может быть дурна. Она красива и умна. Она прекрасна, как мечта человечества о себе. В той системе, о которой мы с тобой говорим, половина элементов — сумасшедшие, и они тождественны второй половине несумасшедших, причем их внутреннее состояние тождественно. Ибо всякий сумасшедший есть сумасшедший наружу, а внутрь он не сумасшедший, а очень здравый, ибо следует собственной логике. А всякий несумасшедший, есть несумасшедший лишь наружу, а внутрь он сумасшедший, так как нездравый, ибо следует несобственной логике.
— Так что из этого якобы следует? — спросил я нетерпеливо, показывая, что мне надоели его якобы философские плетения.
— Из этого следует, — важно сказал он, что поскольку мы с тобой есть тождественные элементы, следовательно уезжаешь из страны ты. То есть якобы ты уезжаешь из страны обитания в страну обетования, но на самом деле уезжаю я.
— Как же так? Я не согласен.
— Якобы не согласен, — горячо загорелся он идеей, — а на самом деле ты уже все обдумал и решил за меня. — Он привстал и с чувством пожал мне руку. — Как это я мыслю? — спросил он. — Я мыслю так. Ты собираешь все необходимые документы на отъезд, затем передаешь мне, якобы мне, который есть на самом деле твое полное, неотъемлемое тождество. Я, то есть ты, уезжаешь, и у нас начинается переписка. Ты читал письма эмигрантов?
— Да в них толком ничего не разобрать. Это, собственно, не письма в смысле беседы там или общения, это особый жанр со своими правилами сюжетосложения и контрапунктирования. Так сказать, литература не для сочувствия, а для информации. Ну, всякие там охи да ахи, но на самом деле.
— Да, — горестно признал он, — цветы могут расти лишь на своей почве, на родном навозе. Да, а ты все-таки скажи мне, почему я уезжаю. Вернее, почему мы уезжаем, то есть я — физическое тело, и я — твое тождество. Надеюсь, нам там не станет скучно?
— Не скучнее, чем здесь, — сказал я. — Ты уезжаешь потому, что тебе здесь невтерпеж. Ты можешь уехать куда угодно и с кем угодно, это твое неотъемлемое право.
— Это трудно, — вздохнул он. — Но это — культурная миссия, она необходима для взаимопонимания. Я готов исполнить свой интернациональный долг. Я понесу странам и народам культуру моего великого племени.
— Слепок, — поправил я его, — слепок с той части культуры, которая успела тебя вылепить, как личность, как нравственное и духовное существо.
— Я расскажу им про нашу литературу, музыку, живопись.
— Коли они захотят слушать, — смущенно кашлянул я, — если они захотят слушать.
8