Созерцатель. Повести и приТчуды

Судья потребовал мой пропуск и спросил, присутствую ли я как друг или как родственник. Несколько мгновений я размышлял. Если я назовусь другом, то могу быть обвинен в «умышленном проникновении в государственную тайну», если назовусь родственником, то, в случае доказанности обвинения, могу быть обвинен в «соучастии в преступлении». С другой стороны, друг по закону может быть защитником, но не обвинителем. В первом случае был некоторый риск, но во втором — шанс на успех. И я занял место адвоката в десяти шагах от прокурора. Когда я произносил слова присяги, прокурор рассматривал меня, сравнивая, возможно, с тем мной, какого знал прежде. У прокурора было странное выражение лица: за злобным удовлетворением проглядывала растерянность — он был уверен в своем торжестве, оно обеспечивалось диктатурой олигархии, и в то же время он ощущал слабость, нерв неправоты.

Прокурор говорил долго и временами вдохновенно, привлекая историю страны для морального авторитета обвинения, делая частые отступления, моделируя варианты причиненного подсудимым вреда. Под конец этой долгой филиппики стало скучно и самому прокурору, уверенному в успехе, и подсудимому, который молчал, и судье, который устал, и его помощникам, и мне, которому с самого начала было ясно, что обвинение почти неодолимо из-за его бредовости.