Дверь открыла горничная в цветастом лукавом переднике и пестром вязаном хайратнике на сухих крашеных волосах, — вид горничной должен был подчеркивать, что хозяева лишены каких-либо неприличных поползновений, но обладают чувством живости антуража проживания. Горничная улыбнулась заученной дистанционной улыбкой, обнажив десны и зубы странной формы и цвета, напоминавшие о возможностях стоматологических новаций, и отступила, пропуская Сюзанну в прихожую.
Здесь кубатура пространства, организация его с помощью мебели, мастью и окрасом намекавшей на благосостояние без претензий на роскошь, должна была вызвать у посетителя — если он не принадлежал к данному кругу людей — ощущение личной несостоятельности. В этом, включая горничную — она окинула Сюзанну взглядом с ног до головы, не выказав, однако, своей оценки — была какая-то философия, не очень высокая, но достаточно практическая, вырабатываемая десятилетиями всеохватной власти, и достаточно банальная, почти анальная, чтобы придавать себе большее значение, чем это требовалось для оправдания. Сюзанна тоже — следом — посмотрела на свои истоптанные туфли и перевела взгляд на хайратник горничной.
— Пройдите в гостиную, — сказала горничная, поджав губы, отчего ее лицо сделалось кислым, как сомнительная правота старой девы. — Александр Вениаминович сейчас войдет.
Гостиная тоже была просторной, побогаче, чем прихожая, но обставлена все-таки как-то убого и суетно, недостойно, как все, что в те годы — в те годы, подумала Сюзанна, усвоив привычку отстраняться во времени от всего, что не вызывало сердечного участия, — что окружало в те годы быт и деяния великих партийных вождей подобного ранга. Убожество это было обратной стороной величия ограниченности и не тотчас и не всеми улавливалось, и впечатление скудости этой обстановки вырастало из скрываемого страха владельца показаться смешным и ненужным.
— Здравствуйте, — Александр Вениаминович вошел, улыбаясь и свободный по-домашнему — в рубашке без галстука и в тапочках из оленьей кожи, — брюки на коленях пузырились, и это тоже было актерством. Он величаво и демократично указал на кресло и протянул дрожащую руку быстрым движением и тут же отнял. — Как настроение? — спросил он, улыбаясь знакомой по фотографиям широкой белозубой улыбкой. — Стихия политической дифференциации вас не захватывает? — спросил он, скорее, по привычке, нежели из интереса, — прежде чем пригласить Сюзанну, он, конечно, получил всю возможную информацию из своих компетентных источников.
— У политики со мной нет точек соприкосновения, — улыбкой же ответила Сюзанна. — Мы с ней пребываем в разных измерениях. Актуальная политика — это повседневно возобновляемая апатия. Наркотик претенциозности.
Александр Вениаминович прищурился, запоминая понравившееся высказывание.
— Круто!.. Я познакомился с вашим КИДом, карточкой интеллектуальной достоверности... Вы же понимаете, в моем положении достоверность и компетентность — половина успеха... или поражения... проверил ваши данные и весьма доволен совпадением документального тождества с ментальным, — он снова улыбнулся. — Вы знаете, зачем я вас пригласил?
— Да, — спокойно сказала Сюзанна, — попытаться устранить тремор рук, — она посмотрела его руки, он сидел напротив. Пальцы рук были прижаты друг к другу, но все же чуть заметная дрожь выдавала непорядок.
— Да, — вздохнул он, — чертовски неудобно. Мне приходится выступать и перед людьми, и перед телекамерой, и все видят эту проклятую дрожь, и думают, будто я — тайный алкоголик, — он помолчал, скапливая фальшивую горестную откровенность, и продолжал: — Лучшие кремлевские врачи оказались бессильны. Лучшие местные экстрасенсы оказались несостоятельны. Потом мне рассказали о вас как целительнице.
— Кто? — спросила Сюзанна. — Кто мог об этом знать? Я всего раза три была в роли целительницы.
— Наша служба информации, — отвел он лицемерный взгляд на сторону. — Вы понимаете, в такой сложной социально — неустойчивой обстановке, как сейчас, мы должны знать, по возможности, все обо всем. Надежность информации — фактор стабилизации... Я превосходно осведомлен про ваш СОС, страховое общество сознания или, как считают другие, союз особо сумасшедших, — он улыбнулся добродушно-снисходительно, — я отслеживаю возможную перспективу развития вашего общества-союза, и меня радует, меня действительно радует, что КИДы вашего союза индексируются на достаточно высокий уровень, — он начал жестикулировать, и руки его заметно тряслись, — но удивляет, что ваша ассоциация не использует никаких технических средств для исследования человеческой психики. Кто-то мне говорил даже, что вы — последователи теории старого русского химика Карла Фрайберга...