Созерцатель. Повести и приТчуды

— Мы ничего не изобретаем, — хмуро возразил доктор, — мы находим и открываем. И болезнь, и лекарство от болезни, — все хранит природа. Захочет природа — даст спасение, не захочет — и вся мировая наука окажется бессильной.

— Но, может быть, вы найдете что-нибудь новенькое, чтобы приостановить дебилизацию? Разверните дополнительные исследования, денег мы не пожалеем.

Доктор скептически улыбнулся.

— К счастью, не все решается с помощью миллионов, иначе жизнь стала бы ужасающе примитивной. Здесь нужны не столько миллионы денег, сколько миллионы человеческих устремлений. Сегодня уже третья наша генерация инфицирована антивирусом Фрайберга. Я никак не могу понять, почему они, демократы нынешних властей или кто-то еще, не сообразят, что ни экономические новации, ни социальные переустройства не предотвратят лавину окончательного краха до тех пор, пока не остановлена дебилизация. Если ее еще можно остановить.

— Ну да, эти демократы, эти народные фронты, — качнул желваками Александр Вениаминович, — вы правы, доктор, но мне, коммунисту до мозга костей, крайне претит пассивное ожидание, хотя... если говорить откровенно, по-человечески вы поймете меня, — мне, на остаток этой жизни вполне достанет лохмотьев интеллектуализма, которые, как сухие листья осени эпохи, кружатся в воздухе современности, — Александр Вениаминович улыбнулся кривой улыбкой.

— В душном воздухе, — уточнил доктор. — Ноосфера догнивает, несмотря на эйфорию политического оптимизма.

— Где вам встретился политический оптимизм? — пошутил Александр Вениаминович. — Хотел бы я посмотреть на это чудо. Все только и плачутся о предстоящей экономической катастрофе. Особенно эти новообращенные политики-демократы, каждый из которых, придя на место власти и не зная, как обращаться с браздами правления, готов взамен этого уворовать неуворованное, причем делают это с еще более гадостным лицемерием, чем худшие из нас, коммунистов.

Доктор с профессиональной пытливостью изучал выражение лица партийного вождя. По-человечески этот вождь был понятен своими страхами и одновременно жалок претензиями на ретроспекцию оправдания.

— Не любите вы их, — заметил доктор.

— Не люблю, Виктор Сергеевич. Они взошли, как пена на волне ненависти и посягнули на великую систему социализма, не владея законами эволюции этой системы. И я, даже обладая сотней большевистских пороков, чище их. Мое лицемерие менее подло и терпимее, чем их правдолюбие. Они рядятся в тоги пророков, но и эти одежды, как и слова их, с чужих плеч и уст...

— Вы правы, — согласился доктор, — вся наша жизнь — это воспоминание о прошлом. Тут вся проблема — в амнезических отклонениях. Кстати, о пророках. Что говорит ваш отдел астрологии?

— Мошенники они, все эти колдуны, экстрасенсы, ясновидцы и прочие. Многозначительность и туманность их высказываний прямо зависит от суммы гонорара. Мне лично астрологи говорят только то, что я хочу услышать и, как ни странно, они правы... Доктор, одну таблетку антидебилизатора, а? На ход ноги, а? Я понимаю, вы как врач считаете, что вся армия коммунистов — толпа неизлечимых дебилов, но все-таки... одну таблеточку, а?

— Нет, — мягко и решительно произнес доктор. — Синдром предельного истощения не дремлет. Он только и ждет, когда вы переступите границу гармонической согласованности, чтобы тут же прорвать оборону. Нет, мы с вами не только не станем превышать дозу, но и постепенно начнем снижать ее. Уж вы поверьте мне, съевшему собаку на изучении человеческих слабостей...

— Что ж, — вздохнул Александр Вениаминович, поднимаясь с кресла, — будем работать еще больше.... А кстати, доктор, если бы мы нашли носителя крови с подлинным вирусом Фрайберга, возможно ли было бы использовать эту кровь для вливаний против дебилизма?

— Почему нет? Разумеется, на основе этого материала возможно создание препарата.

— А чему вы улыбаетесь, доктор?

— Да так, своим мыслям, Александр Вениаминович.

— Знаю, знаю: вы думаете, вот, дескать, лидер умирающей коммунистической партии все еще дергается, шустрит, суетится, когда сама взбесившаяся идея потопила себя в крови граждан, ведь думаете так? Не лукавьте, все сейчас так думают. Нет, драгоценнейший, мы еще вернемся ко всей полноте власти. Идея коммунизма лишь отступила. Временно, заметьте, отступила под давлением деструктивных поползновений. Временно! Она вернется, эта идея, и мы вернемся с нею во славе и величии второго рождения, и уж тогда...

— Ну-ну, — признал доктор, — приятно видеть человека, который сам себе верит больше, чем собственным глазам. Не возражаю, пусть ваша великая идея выживает, если она не ублюдочна...

Они вышли из автобуса на пустынной остановке, перебрались по досчатому настилу через большую ненужную канаву, неизвестно для чего устроенную здесь, и удалились по тропе среди деревьев. Меж молчаливых стволов невдалеке проблескивала серая гладь залива.

Алина улыбалась, поглядывая сбоку на Ивана, сурового и серьезного. Он нес за плечом сумку с едой и думал про что-то очень нездешнее, отвлеченное и от мест этих, и от времен наших.