Сожги в мою честь (ЛП)

Лицо бражника оставалось непроницаемым. Никакой реакции. Только жующие челюсти работали вовсю.

– У тебя гости, папа?

Антония и Милош крутанулись на сто восемьдесят градусов – узнать, кому принадлежит голос. Широкими шагами к ним приближалась копия Жуфлю. Но более молодая и привлекательная, лучше сложенная.

«Гляди-ка, вот и сынишка! А парень недурно скроен. В семействе чешуекрылых отец – бражник, отпрыск – адмирал. Красивая бабочка с разноцветными крыльями. Было б мне лет на десять поменьше, охотно бы наколола его на булавку. Да ладно, Жак, не ревнуй, я давно остепенилась, а его возраст подходит к сорока – навскидку. Так, в сторону мои глупости, у нас два Жуфлю по цене одного. Признай, что поездка того стоила».

– Добрый вечер, – произнес адмирал. – Марк Жуфлю. С кем имею честь?

Вежливое обхождение сына сгладило впечатление от вызывающего поведения отца, но тот в ярости перешел к прямым оскорблениям:

– С ищейками, парень! Пожаловали доставать нас насчет пожара в клубе!

– О нет! Только не это!

– Говорят, после Бонелли пришили Брибаля и Йозевича.

– Черт, печально… Но чем мы можем помочь?

Жуфлю-сын держался приветливо, учтиво, галантно. И в ответ Антония плеснула масла в огонь.

– Успокойтесь, мсье, всего лишь формальная проверка. Я комиссар Арсан, это мой помощник лейтенант Машек. Скажите, где вы были последние три дня, и обещаю больше вас не тревожить.

– Нет ничего проще, комиссар: здесь. Мы готовимся к ежегодному лову, это совсем как жатва у землепашцев.

– Неподходящий момент покидать хозяйство.

– Именно. И еще добавлю, что отец с трудом передвигается. Что бы он ни делал, нужна моя помощь.

– Или помощь вашей сестры, которую мы встретили на ферме.

– Да, с той разницей, что Лидия живет здесь.

– А вы нет?

– Нет, комиссар, я живу в Треву [27], рыбоводством занимаюсь лишь периодически. Настоящая моя профессия – преподаватель философии. И вам не нужно спрашивать, почему я здесь нахожусь: в среду в лицеях нет занятий.

«Смотри-ка, учитель! Теперь все понятно: язык, манеры, умение держаться. Ладно, Жак, molto bene, с ним нужно поаккуратней. Сноровистый парень, лучше следить за выражениями».

– Хорошо, мсье Жуфлю, верю. Заметьте, я не спрашиваю, могут ли соседи подтвердить ваши слова.

– Зря потеряете время, комиссар. Vae soli! Горе одинокому! Со времен процесса «421» в дом Жуфлю больше не ходят в гости. И даже если бы и ходили! В деревне каждый шпионит за соседом, но никто вам не расскажет.

Антония кивнула – знакомый феномен.

Взлетела цапля. Подождав, пока птица не исчезнет из виду, комиссар продолжила:

– Прежде, чем оставить вас в покое, спрошу еще одно: не бродил ли вокруг в последние дни незнакомец – довольно высокий, с бородой, в шляпе и в черном пальто?

Услышав вопрос, старик нарушил молчание. Резко, необузданно, на грани нервного срыва.

– Бродил! И не один, я видел множество, они оплакивали своих детей! В понедельник на руины клуба приехало несколько десятков.

– И повод был – десятилетняя годовщина драмы.

– Думаете, я не знаю? Уже десять лет я не сплю – вижу кошмары, бодрствуя.

– Вы перевернули страницу, мсье Жуфлю, и заплатили за свои ошибки.

– Шутите, комиссар? Назовите хоть одну из них! Я был мэром маленькой деревни, достаточно сведущим, чтобы решать проблемы с землей, но не с дансингом. Доверился тем, кто делал вид, что знает – вот в чем я ошибся!

Бражник выплескивал из себя килограммы желчи. На всякий случай Антония не препятствовала извержению – а вдруг хоть грамм был бы полезен.

– Весь кантон желал открытия этого клуба, а потом все бросили меня! И я получил сполна: штраф, условный срок, отзыв мандата! Я не говорю о худшем! Пусть лучше сын расскажет!

Он выплюнул табачную жвачку, почти задыхаясь.

– Теория айсберга, – подхватил адмирал, – все эти несчастья – лишь видимая часть.

– А что вы подразумеваете под скрытыми двумя третями?

– Адскую спираль, комиссар. Мать не перенесла бесчестья и умерла от горя. Моя сестра-близнец последовала за ней в могилу.

– По тем же причинам?

– О, она была серьезно больна. Скажем, дело «421» не улучшило ее состояние. Затем произошел развод моей другой сестры, Лидии. Муж потребовал от нее порвать с отцом.

– Как добродетельно.

– Добро пожаловать в деревню, здесь ничего не прощают.

Антония чуть не призналась, что хорошо знает местные нравы. Городок, где она выросла, находился неподалеку.

– И, чтобы довершить картину, меня бросила невеста. Но я философ, утешился быстро. Потерял одну – отверг десяток. Пуганая ворона, слышали?… Возможно, двенадцатая по счету окажется той, что надо.

Жуфлю-младший улыбнулся, помедлил, дав полицейским переварить откровения. И довершил исповедь, уставившись зелеными глазами в голубые глаза Антонии.

– Буду искренен, комиссар: я не знаю, кто убил вашу троицу, и не сказал бы, если бы и знал.

– Ясно и обжалованию не подлежит. Честность заслуживает уважения.

– И совершенно в духе предыдущего трюизма: в деревне ничего не прощается. Мерзавцы обманули слишком много людей и заплатили по счетам.