Сожгите наши тела

Коннорс с ярко-красной аптечкой в руке подзывает меня к переговорке, а Илай, огибая столы, возвращается к нам.

– Заходи, – говорит Коннорс. – Обработаешь волдыри, а заодно и поговорим.

Девять

Поначалу мы просто смотрим друг на друга: Андерсон и Коннорс с одной стороны длинного стола, я – с другой. Открытая аптечка лежит передо мной. Несмотря на разрывающую кожу боль, я к ней не притронулась. Я не имею к этому никакого отношения. Ни к пожару, ни к девушке. Даже эту боль не согласна признавать.

– Сколько тебе лет, Марго? – наконец спрашивает Коннорс. Подается вперед корпусом, руки складывает в замок на столе.

Вроде бы без подвоха. К тому же это напомнит им, что они обязаны придерживаться протокола.

– Семнадцать.

– Паспорт с собой? – спрашивает Андерсон.

Я мотаю головой.

– Оставила дома.

– А дома – это где? – лениво интересуется Коннорс, как будто мы просто общаемся.

– В Калхуне. К юго-востоку отсюда.

Коннорс кивает.

– Знаю это место. Бывал там пару раз.

Ложь. В Калхун никто не ездит.

– Выходит, ты в Фалене недавно? – продолжает он, как будто начальник местного экскурсионного бюро.

Я стараюсь смягчить выражение лица. Нельзя, чтобы он увидел, как я волнуюсь. Он решит, что это чувство вины.

Я увидела кого-то в поле. Я побежала туда. Вот и все. Но для них, очевидно, этого недостаточно. Ведь есть еще пожар и мертвая девушка, которую никто раньше не видел. Девушка с моим лицом. Они считают, что это сделала я. Или мы.

Но она должна быть местной. Она не могла приехать издалека. Она как-то связана с бабушкой, с Фэрхейвеном. Я просто пока не понимаю как.

– Простите, – говорю я, – я просто… Как вы думаете, кто она? Вы наверняка видели ее раньше, или…

Андерсон хмурится и останавливает меня жестом.

– Сейчас вопросы задаем мы. И я спрашиваю, когда ты приехала в Фален.

Его не переубедить. Он будет считать меня виновной, пока я не отвечу на все вопросы и не докажу, что мне нечего скрывать.

– Сегодня утром. Я уже говорила.

– Во сколько?

Я перевожу взгляд с одного полицейского на другого. Коннорс поглядывает на меня настороженно. Как будто перед ним призрак девушки, погибшей в огне. Может быть, так и есть.

– Я… – Я не знаю. Я что, должна была засекать время? Я даже не знаю, когда начался пожар, не знаю, кто эта девушка и как она туда попала, и сейчас меня может подстерегать масса ловушек. Я делаю глубокий вдох. Я могу попытаться ответить на этот вопрос. По крайней мере, мы говорим о понятных мне вещах, а это капля в море по сравнению с теми вещами, которых я не понимаю. – Не очень рано. Часов в одиннадцать.

– И ты приехала одна?

Строго говоря, нет. Мама научила меня, что ложью можно назвать даже мельчайшую деталь.

– Я ехала автостопом из…

– Да или нет? – перебивает Андерсон.

– Да. Я приехала одна.

– Тебя кто-нибудь видел?

Я выглядываю из окна переговорки. Илай сидит за столом Андерсона, Тесс забралась на кресло с ногами и катается по проходу. Им все равно. Что бы ни говорила Тесс про поддержку, их эта ситуация не касается.

– Вот они. – Я киваю на окно. – Они были в сквере, когда я приехала.

Андерсон фыркает.

– Ссылаться на Терезу Миллер? Сомнительное алиби.

– Мне-то откуда знать? – огрызаюсь я. Я могу держаться долго, но, если уж веревка рвется, вся моя деликатность летит в пропасть. – Может, просто спросите о том, что вас интересует на самом деле?

– И что же, по-твоему, нас интересует?

– Я ли устроила пожар. Я ли убила эту девушку. – Я откидываюсь на спинку стула, складываю руки на груди. – К тому времени, как я доехала до полей, пожар уже начался, а когда я добралась до нее, она была уже мертва. Я не знаю, кто она и что там случилось, но это не имеет ко мне никакого отношения.

Андерсон хлопает ладонью по столу, и я подпрыгиваю.

– Лапшу мне на уши не вешай!

Стиснув зубы, я твердо отвечаю на его взгляд. Если это касается Нильсенов, то это мое дело. Не его. Пусть допытывается сколько угодно, я ничего ему не скажу. Сначала мне нужно найти семью, ради которой я приехала.

Коннорс устало трет переносицу.

– Боже. Яблочко от яблоньки…

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но на всякий случай улыбаюсь и говорю:

– Вот именно.

Андерсон встает из-за стола и заслоняет собой свет, заслоняет окно, и я невольно вжимаюсь в спинку стула, но тут из вестибюля доносится голос – и, хотя он приглушен дверью, он разрезает расстояние между нами, как нож масло.

– Прошу прощения, – произносит голос. – Где?

На лицах полицейских появляется одинаковое выражение: смесь отвращения, усталости и чего-то еще – чего-то незнакомого. Трактовать эту эмоцию можно, только зная человека, который ее вызывает.

– Помяни дьявола… – бурчит Коннорс.

– Твою мать. – Андерсон отходит от стола и проводит ладонью по короткой армейской стрижке. – Слишком рано приехала.

Я выворачиваю шею. Через окно переговорки видно, как Тесс и Илай вскакивают на ноги, а в офис влетает женщина. Высокая, как мама, в голубых джинсах и рубашке в цветочек с закатанными рукавами. Длинные седые волосы, свободно рассыпанные по плечам, морщинистая кожа, покрытая неровным загаром.