Он медлит с ответом. Наверное, ему не положено обсуждать эти вещи, особенно со мной. Но я говорю там, где раньше молчала, и я вижу, как он быстро прикидывает, не удастся ли перевести разговор на бабушку. Полиция не возвращалась к нам с того первого утра в Фэрхейвене, но после моего проникновения в участок это лишь вопрос времени, и ему хочется иметь больше фактов.
– Нет. – Он отступает в сторону, подальше от толпы, и понижает голос. Я следую за ним. – Коронер изучает аномалии, которые могли бы что-то прояснить. В ее крови есть вещество, которому там делать нечего. Но я не уверен, что это что-то даст, Марго.
Невысказанное продолжение повисает в воздухе: «А вот разговор с твоей бабушкой…»
Я игнорирую его.
– Вещество в крови?
Коннорс подзывает официантку – я узнаю одну из подружек Тесс в мятой униформе – и берет с подноса стакан воды. Дождавшись, когда она отойдет, он продолжает:
– Химикат. Мы только что получили результаты экспертизы. Эта штука использовалась в сельском хозяйстве для выращивания стерильных гибридов. Ридицин. Слыхала о таком?
Я мотаю головой. А должна была?
– Его запретили в… – Коннорс задумчиво потирает подбородок. – Да, наверно, лет сорок как запретили. В Канзасе от него умерло несколько человек, в прессе об этом много писали. И мы понятия не имеем, откуда он взялся у нее в крови.
Химикат. Я видела в морге отчет о вскрытии. Словно во сне, я возвращаюсь мыслями к этому воспоминанию, но оно отказывается принимать логичную форму. Когда бы она ни родилась, со слов Коннорса выходит, что это вещество запретили задолго до ее рождения.
– Но ведь она примерно моего возраста, – говорю я. – Та девушка. Правда?
– Похоже на то. – Коннорс отпивает воды с тем же мрачным выражением. – О том и речь.
Больше мы ничего обсудить не успеваем. В дальнем конце зала Тесс вскакивает на ноги, задевая стол. Кувшин с лимонадом опрокидывается, а один из стаканов падает на пол и разбивается, но она этого как будто не замечает.
– Я же сказала! – кричит она. – Я тебе миллион раз говорила!
– Тереза… – начинает мистер Миллер.
– Илай тут ни при чем. Я, блядь, понятия не имею, как такое возможно!
Мать оторопело смотрит на нее. Она не двигается с места, даже когда Тесс выскакивает из-за стола и бросается прочь. На ее щеках я успеваю увидеть подтеки от смазавшейся подводки.
Коннорс хмурится и делает шаг вперед, но один из полицейских уже склонился к мистеру и миссис Миллер, а еще два несут бумажные полотенца, чтобы прибрать беспорядок. Воспользовавшись неразберихой, я следом за Тесс проскальзываю в заднюю дверь в дальней части зала.
Дверь ведет на лестничную площадку, в обе стороны от которой разбегаются лестничные пролеты. Тесс сидит на нижней ступеньке, прижав лоб к коленям. На ее платье виднеется подтек крови, а на пальце краснеет длинный след от сорванного с мясом заусенца. Я проскальзываю внутрь, и дверь мягко закрывается у меня за спиной.
– Это я, – говорю я, и она поднимает лицо. Глубокие тени под глазами, землистая кожа. Она как будто совсем не спала. Не вижу смысла спрашивать, все ли у нее хорошо: и так понятно, что нет. Она была такой уже вчера. До того, как я все испортила. – Что происходит? – спрашиваю я вместо этого.
Секунду она молчит, а потом вздыхает, закрывает лицо руками и снова прижимается лбом к коленям.
– Я сама не верю, – говорит она глухо. – Не верю, что это правда.
Я присаживаюсь рядом, оставив между нами зазор.
– Что правда?
Она фыркает и выпрямляется; пучок, прихваченный изношенной резинкой, разваливается, и волосы рассыпаются по плечам. Я замечаю, как она накрывает ладонью живот.
– Это… – начинает она, но останавливается. Смеется надрывно – то ли нервно, то ли зло. – Меня вчера весь день мутило. Уже несколько дней мутит, знаешь, приливами. Мутит и мутит, подумаешь. Ничего такого. Но мама распсиховалась из-за того, что Илай постоянно ночует у нас, потому что по ее логике это значит, что мы с ним спим. И она заставила меня сделать тест. И вот.
Ох.
– Так ты… – Я осекаюсь. Не хочу произносить это первой.
Тесс делает это за меня.
– Беременна. На сносях. Гордая обладательница пузожителя, – говорит она, и в каждом ее слове звенят нотки приближающейся истерики.
– М‐м… Мои поздравления?
– Катись к черту. – У нее вырывается слабый смешок, и, словно сдувшись, она приваливается к моему плечу. Да, мы поругались, но сейчас мы здесь, и в моих силах быть для нее человеком, на которого она может рассчитывать.
– Получается, это не Илай, – говорю я. Вспоминаю парней в пиджаках у входа в мэрию. Почему-то я не могу представить Тесс с кем-то из них. С кем угодно. – А… можно спросить кто?
– Валяй, спрашивай, – говорит Тесс мне в плечо. – Если узнаешь, расскажи потом.
У меня расширяются глаза. Я пытаюсь подобрать нужные слова, чтобы спросить, как она себя чувствует, не угрожают ли ей. Я должна убедиться, что она понимает: что бы ей ни потребовалось, я рядом и готова сделать все, что в моих силах, но прежде, чем я успеваю что-то сказать, она продолжает:
– Я просто не понимаю, как такое вообще возможно.