Сожители. Опыт кокетливого детектива

Они залюбовались Ашотом. Явившись в компании Николаши, он как раз вертел головой, выглядывая свою дородную фею. Как же красив ты, стервец, подумал я, глядя на этого молодого мужчину в бордово-клетчатом твиде, как же повезло с тобой Манечке. Мысль, что примирение толстухи и красавца случилось не без моей помощи, мне нравилась. Чувство, что ты можешь менять людские судьбы, вдохновляло что ли….

Влиять на судьбу можно. А если и нельзя, то всегда можно попытаться.

– Не реви, – сказал я Марку, – Я знаю, что делать.

Я вот что подумал.

Я подумал, что где-то наливалось довольством лицо Манечки. Я подумал, что она, может быть, уже увидела своего принца, и ей, конечно, по душе, что на Ашота все смотрят, что он привлекает внимание, а он, между тем, ищет ее одну и никем другим на этом свете не интересуется, вынуждая других – толстых, тонких, разных – гадать, что же объединяет этих двоих, таких непохожих….

– Жди меня здесь, – сказал я несчастному сожителю и, расталкивая людей, поспешил к Ашоту. Мне надо было успеть его перехватить.

– Привет! – бросил я Николаше, змеевидному, как всегда, – Рад тебя видеть, – и немедленно повернулся к Ашоту, – Можно с тобой поговорить? – я поддтолкнул его в уголок потише.

– Да. А в чем дело? – говорил он немного растерянно, отступая, трепыхаясь веселенькой пиджачной клеткой.

Мы встали у окна.

– Нужна твоя помощь, – сказал я.

– Сколько? – он полез во внутренний карман пиджака.

С этими богатеями невозможно разговаривать по-человечески. Все они в купюрах меряют.

– Нет, деньги не нужны. Пожалуйста, будь повежливей с Марком.

– Я всегда вежлив, – дернулся Ашот. Какая цаца.

– А с ним, пожалуйста, будь сегодня особенно вежлив.

– Почему?

– Надо, чтобы по тебе решили, кто он.

– А что по мне можно решить?

– Только не надо рассказывать мне, что ты не знаешь о своей умопомрачительной красоте. Лады? – я взял его за руку.

– Как же вы меня достали с моей красотой! – он вырвал руку, – Чего вы к ней привязались? Я же не виноват, что у меня такие гены?

А еще у тебя папа – плешивый черт, и мать, похожая на козу, подумал я, мысленно не соглашаясь.

– Ашот, у тебя передо мной долг. Помнишь?

– Помню, – он притих.

– А долги надо возвращать. Я много не попрошу. Просто сделай вид, что ты – лучший друг Марка. Пожалуйста. Всего лишь друг. Тебе что, жалко?

Он кивнул, а когда мы подошли к Марку, взял его под руку, зашептал ему что-то, а тот, отвечая на мой требовательный взгляд, приосанился и зазвенел своим самым веселым, самым заразительным смехом.

Манечка, появившись, как всегда, некстати, смотрела Ашота странно, немного испуганно. Мимолетного поцелуя красавчика тщеславной толстухе, конечно, не хватило.

– Не волнуйся, – вполголоса сказал ей я, – Так надо.

– Кому надо?

– Например, мне. Я тебе потом объясню.

– Нет, я хочу немедленно, – она ущипнула меня за бок.

– Ты у меня в долгу, помнишь? – сказал я, прежде охнув, – А долг платежом красен. Позволь мальчикам прогуляться вместе. Всего лишь прогуляться.

– Знаю я вас, гуляк. Вам волю дай, вы к господу-богу в штаны залезете.

– Ах! – послышался вздох.

Это была Мася, где-то потерявшая своего Суржика.

– Это моя коллега. Она зовет себя «Манечка», – сказал я Масе, – А она, – я обратился к Манечке, – называется «Мася».

– М-да, – оглядывая волшебной внешности деву, произнесла Манечка.

– А Манечка – певица, а еще финансист, – сказал я, – Вообразите комбинацию.

– А ты что сейчас делаешь? – спросила Манечка. К ее привычке тыкать всем без исключения, пора бы привыкнуть, но мне всякий раз казалось, что меня тыкают иголкой.

– У меня муж.

– Ах, муж, – сказала Манечка.

– У него фамилия «Суржик», представляешь, – добавил я.

– Ах, Суржик, – сказала Манечка.

Дела, между тем, обстояли даже лучше, чем я мог себе вообразить.

Они выглядели идеальной парой.

Если у Марка жизнь била через край, напоминая временами о цирке, а Ашот вполне годился бы для украшения пышного псевдоклассического склепа, то, оказавшись вместе, они уравновешивали как избыток индивидуальности, так и ее недостаток. В каком-нибудь параллельном мире они могли бы составить отличный дуэт.

На яркую пару смотрели.

Пялился и он, этот серенький тип – он думал, что его никто не замечает, он стоял в углу, как в укрытии, но я не спускал с него глаз, я отлично видел, как этот серый мерзавец думает какую-то свою заманчивую мыслишку и эта мыслишка ему приятна. Бикфордов шнур начал тлеть, подумал я, он скоро вспыхнет, а там и до бомбы недалеко – надо только подождать.

У меня возникло чувство, что разрозненные – случайные будто – нити, начали сходиться, связываться, спутываться в многосложный клубок. Манечка разговорилась с Масей – они удивительно быстро нашли общий язык. Марк кокетничал с Ашотом. Суржик таскался на заметном отдалении в обществе себе подобных – отсутствие его интереса к нам меня тоже очень радовало.

Все отлично себя чувствовали – как умели, так и чувствовали.

– Зуб болит? – спросил я у лысого Николаши, стоявшего, как обычно, с кислым видом.

– Нет.

– А у меня вдохновение, – похвастал я.

– Вот даже как? – Николаша улыбнулся краешком губ.