– Кто? – переспрашивая, прокричал я в трубку. В метро в отличие от кафе было шумно.
– Семен это, – снова представился он.
– Сеня! Как Ваня?
– Вещи собирает. Мы уезжаем. Тимофей звонил, – в отрыве от Вани Сеня говорил на себя не похоже, отрывисто, как большой взрослый мужчина. Не мяукал совсем.
– Какой Тимофей?
– Владимира друг. Ну, Володи.
– И что? – я напрягся.
– Сняли обвинения с проститута. Его выпускают. За недостатком смягчающих обстоятельств.
– То есть были смягчающие? – с логикой у Сени все-таки туго.
– Короче, он на свободе. Считают, что он Андрея не убивал. Имейте ввиду, – Сеня говорил телеграфно.
– Спасибо, будем, – сказал я, все же не очень понимая причины этой суровости. Злится он на меня, что ли? С кокетливыми мужчинами вообще туго: не так взглянешь – плохо, не то скажешь – катастрофа, а если сделаешь что-нибудь не то и не так – начинается балаган: вычеркиваю, уйди, противный, из моей жизни. Сам такой, самого эта подозрительность тяготит и всеми силами стараюсь позитивно думать и жить. «Вам никто не желает зла, люди лучше, чем вам кажется», – говорила мне одна моя новая знакомая; моими словами практически говорила, неожиданно вызывая бурные, неостановимые потоки слез – сколько ж горечи во мне скопилось, сколько яда….
– Нечисто там дело, – сказал Сеня далее, – На месте преступления нашли какие-то….
– Улики – откуда-то издалека подсказал ему Ваня.
– Нам всем надо быть поосторожней. Владимир говорит. От него всего можно ожидать.
– От кого? От Владимира? Вы от него что ль бежите? – я совсем запутался.
– Мы на Украину, – сказал Сеня, словно это что-то объясняло.
Какие могут быть дела у зуботехника и безработного на Украине?
– Надо говорить «в Украину». Не то хохлы убьют за верность нормам русского языка, – сказал я.
– В общем, я все передал. Пока.
Поплыли гудки. А тут и мой поезд подошел. Вот так, думал я под размеренный гул, записываешься к психоаналитикам, деньги платишь, надеешься излечиться от болезненной подозрительности, воешь белугой перед посторонней теткой – а один к тебе домой мерзких иностранцев приводит, другой делает какие-то странные намеки, а третий звонит и откровенно нагоняет страху.
Дураки, ей-богу, подумал я, пытаясь отмахнуться от тревог. Ненужных, неуместных, отягчающих….
– …я не понимаю, что происходит; ворочается вокруг какая-то мутная масса, – говорил я по телефону немногим позднее, поднимаясь из-под земли на эскалаторе, боясь произнести вслух страшное слово «страшно».
Страшно, боже мой, как же страшно!
– А давай тоже уедем! Ну, давай, куда-нибудь!
– Давай….
Часть третья.
Тюк-тюк
Отпуск тем и хорош, что позволяет отодвинуть прошлое. Смотришь в него, как в телевизор – что-то мается там, но тебя касается постольку-поскольку.
Тюк-тюк.
Был, помню, человек, портняжка Андрюшка. Погиб он – убили. Бывает и такое в этом подлом злом мире. И друг у него был, Аркаша; его вначала задержали по обвинению в нанесении множественных ножевых ранений, но потом выпустили – не то справедливо, не то зазря – как знать….
Тюк-тюк.
И был еще Гардин такой, человек-мотыль, который верткому Аркаше был случайным любовником. Может быть, Гардин и принял меры – постарался, чтобы выпустили Аркашу. А еще Гардин мне звонил, делал странные намеки – тюк-тюк – грозил смутно, не желая, видать, чтобы посторонние узнали, каких аркаш водит этот чинуша – а он важный государственный чиновник – в свои хоромы на Остоженке. Кстати, другой богач, про которого я писать статью собирался, на сей счет не грузится – живет, как хочет, и за карьеру свою не трясется – он (Сигизмунд он или Казимир?) уже так высоко, что ничего ему не грозит. Бывают такие люди, – я завистливо вздохнул, – которые на горячее молоко не дуют, обжечься не боятся и, как ни странно, не обжигаются.
А еще? Что еще?…
Тюк-тюк.
Мы с Кирычем ехали на электричке из аэропорта – возвращались домой после двухнедельного отсутствия; под перестук колес я ритмично, лениво – сыто, эдак, равнодушно – перебирал в уме события последних месяцев; я будто просматривал краткое содержание предыдущих серий, увлекательных, в общем, и будто бы не про меня.
Прошла всего пара недель, а казалось, что целая вечность миновала.
Давным-давно (действительно, пусть будет давным-давно) я предложил Кирычу уехать. «Куда-нибудь», – взмолился я, вдруг устав от всего. Кирыч предложил Испанию – там тепло и весело. Мы улетели в Барселону, машину взяли (кабриолет, а как иначе?), и долго-долго, шпаря черепа, ехали вдоль моря – с севера на юг, вплоть до Малаги.
Бесконечные дуги желтых пляжей с рядами зонтиков-грибов, скалистые перешейки, клочья и ковры зелени то там, то сям, сильный плотный ветер… Резкая смена декораций помогла мне почти без усилий избавиться от всего того, что не смогла изгнать московская специалистка. Лекарство было проще, и немногим дороже психоаналитических сеансов – просто ветер, просто воздух, просто еда и вино, просто путешествие наугад, от первой попавшейся гостиницы в другую, тоже случайную….
Тюк-тюк.