Сожители: опыт кокетливого детектива

Вирус недовольно зарычал. Он хоть и старый, но на живодерню не планировал.

Тут и сбежал иностранец – напишет, наверное, какие несознательные эти русские фагготс. Человеческие укусы кстати даже опасней собачьих – мне Валера-ветеринар говорил.

– О! Джонни! – закрыв дверь, спел легкомысленный Марк.

У него вся жизнь, как парад. Зачем ему чужие демонстрации?

А вскоре – в кафе, напоминающем дровяной сарай – вопросы задавал я. Вернее, пытался. Все рифмовалось, одно с другим – и непонятно почему.

Увильнуть от редакционного задания мне не удалось. И после моей придуманной болезни не забыл главред Сергей Петрович Конев о своем задании – его все также интересовала непростая гейская жизнь на непростом начальственном посту. Где-то в Канаде важный деятель по фамилии Бойл надумал жить по правде, лавера своего общественности представил, и надо было выяснить, возможен ли такой сюжет в российских декорациях.

Мне было ясно, что невозможен, мне было даже слишком ясно, и потому писать на эту тему я не хотел абсолютно.

– Эбсолютли! – заверил меня Марк, когда я опять заныл, что не знаю, что мне делать, а он в ответ бровки домиком сделал, обозначая, что я – недотепа, и погладил свой айфон, набрал кого-то, что-то спросил («мурачка, – пропел он, – страшно даже сказать…»), затем перезвонил еще раз («…ай-ай, мы уже давно не виделись, а ты, гадкая, даже не сообщаешь мне совсем, будто чужой человек»), и еще («…а помнишь?»), и еще («…а он хороший? а откуда? да, ты что?! анбилывибал!») – и вот так выкристаллизовался номер, по которому звонить уже следовало мне.

– Почему? – спросил я, взяв листок с цифрами.

– Ну, не я же буду у него интервью брать, – Марк хихикнул.

– С такими талантами тебе надо в газету «Жизнь» идти. Возьмут с руками и ногами за кучу денег. А ты уверен, что он даст?

И вот тут прозвучало его «эбсолютли», и желтый пух на голове затрепыхался. Странный он. Иногда может быть дурак дураком – вон, американец этот чего стоит, а иногда….

Кафе с нарочитыми претензиями на деревенскую простоту находилось в тихом переулке. Глядя из окна, трудно было поверить, что в двух шагах от нас гудит вечно переполненная магистраль. Народу было немного – юноши-девочки, дедушки-девушки. У стены, прямо под портретом петуха, клюющего золотое яйцо, оживленно беседовали две девицы в серых костюмах.

– Здравствуйте! – подойдя к условленному столу, сказал я.

Мужчина этот напоминал «ваньку-встаньку» – целлулоидную игрушку, большую и блестящую: немолод, но моложав; скорей, ухожен, нежели красив; отутюжен, но не желает быть скучным – над льняным голубым пиджаком торчал ворот розовой рубашки.

Прищурен – и это было в нем главное.

Я заказал кофе – точно такого же, как и у моего собеседника (я всегда говорю «мне того же», когда не знаю, чего хочу). Достал диктофон.

– Лучше без, – он ухмыльнулся, побежали трещинки по гладкому лицу.

– А мне надо с…, – сказал я, – чтобы не наврать в мелочах. Текст перед публикацией я вам предоставлю, не беспокойтесь.

– А куда ты денешься.

Так-так, тренькнул в голове моей звоночек.

На факультете журналистики нам рассказывали, как важно быть «в теме». Последующие годы доказали как раз обратное – чем меньше ты знаешь, принимаясь за задание, тем лучше – ты ни на чьей стороне, ты никому не подыгрываешь, ты равнодушен и в этом качестве тебе проще играть третью инстанцию. Быть «профессиональным».

– И что ты хочешь знать? – он чуть придвинул ко мне свое целлулоидное лицо; глазки узкие, почти азиатские, чуть притянутые к вискам.

– А как вы к истории с Бойлом относитесь? – спросил я и напомнил в двух словах, о чем речь, – Как вы ее оцениваете?

– Никак. Мужик – идиот.

А ты, конечно, самый умный, неприязненно подумал я.

– А вы бы как поступили на его месте?

– А я на своем месте, – он откинулся и сложил руки на розовой груди, – Так вот ты какой теперь?

Вопрос «какой?», вертевшийся на языке, я задвинул подальше. Также, как и вопрос «Какого?». В конце-концов, мужичок этот был мне больше нужен, чем я ему. Другого мелкопоместного царька, готового говорить «про это», в моем распоряжении не было.

– Давайте тогда начнем, – я нажал у диктофона на кнопку, – Вы женаты?

Он молча покачал головой.

– Вы были женаты?

– А ты не знаешь?

– Нет, не знаю. Вы хорошо прячетесь.

– Но ты-то должен знать, – он сделал из щелок своих удивленные кружочки.

Непрофессионален, да, непрофессионален, молча признал я.

– Хорошо, – сказал я, – Вы были женаты. Потом развелись. А друг у вас сейчас есть?

Он снова покачал головой. Разговор не клеился.

– Вы передумали? – спросил я, – Не хотите рассказывать?

– Мы поговорим, – он резко встал, звякнула чашка на грубом деревенском столе, – Тебе позвонят, – положил на стол купюру, показав до блеска отполированный ноготь и, уходя уже, бросил через плечо, – Привет Кириллу Андреевичу.

Вышел стремительно, а за ним сорвались те молодые женщины, прежде оживленно болтавшие за соседним столом.

Я смотрел кофейной чашке в оседающую пену. При чем тут Кирыч?

И вообще, кто кого выспрашивал? Допрашивал кто?