Сожжение

Милана Вознесенская была звездой европейского подиума – настолько известной, что лишь неотёсанностью вокзальной публики объяснялось то, что никто на перроне не подошёл за автографом.

Ирина по-прежнему находилась в каком-то полуобморочном состоянии: словно бы видела мир из-под тёмной болотной воды или сквозь солнцезащитные очки, которые были бы совершенно неуместны в эти уже очень длинные и тёмные ноябрьские вечера. И она не понимала, отчего ей хуже: оттого ли, что так тяжело начиналась эта беременность, или оттого, что призналась в ней Милане?

…Но беременность беременностью, а важным делом Ирины оставалась её работа, которая далеко ещё не была закончена… Работа заключалась в том, чтобы заснять на видео их с Миланой лесбийские постельные утехи, – в номере в Москве она с помощью своего начальника Геннадия Корчаева установила две камеры, но там почти ничего не попало в кадр. Теперь нужно было в Петербурге сработать наверняка!

Конечно, у них будет секс и здесь, в поезде, – но здесь-то уж камеры было бы ставить совсем стрёмно.

…Как я изменю своё отношение к тебе, сука, – думала Ирина, не глядя на Милану, – когда сниму тебя на видео во всей красе, и можно будет тебя шантажировать…

… Но злости надолго не хватало; злость почему-то пропадала, ведь она, действительно, успела сдружиться с этой длинноногой красавицей, хотя ничего кроме объекта спецоперации в Милане изначально не видела. Именно в качестве «подсадной утки» Гена свёл её с Миланой Вознесенской-Карью, и Гена был Ириной не очень доволен из-за того, что в Москве она почти провалила задание.

…Принесли ужин, принесли соки, – Ирина заказала гранатовый и манго, – и две женщины говорили о том, что для них было важнее всего: о материнстве.

У них обеих уже был первый ребёнок, и у обеих в каком-то смысле неудачный; теперь все надежды были – на второго.

– …Постой, тебе сколько лет? – спохватилась Милана. – Извини, конечно, за бестактный вопрос…

– Да нет, почему же… Мне тридцать четыре.

– Всего?! – Милана виновато зажала рот ладошкой, но Ирина добродушно рассмеялась:

– А что, я настолько плохо выгляжу? Как говорится, «уйди, старушка, я в печали»?..

– Семь лет это, конечно, тоже разница, – оправдывалась Милана. – Но… Тут, наверное, что-то поколенческое, в смысле – социологическое…

– Здесь именно то, дорогая, что я на третьем месяце беременности, а это, видишь ли, старит… Но не всех. Да и я вполне пока ещё рыбка.

Невысокая, но спортивная блондинка, Ирина встала в профиль к подруге, напружинив бицепсы и чуть оттопырив ягодицы, – и та среагировала правильно:

– Ой, не возбуждай раньше времени… Пусть унесёт сначала тарелки и остальное… Но скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы Гена твой знал, что он отец?

– Сложно это, – сев обратно за столик, Ирина нахмурилась. – Нет, я ему скажу, конечно, но… Не хочу мешать в одну кучу с этой поездкой – я и тебе не хотела говорить, ведь поездка очень важная!

– Да, поездка важная, – согласилась Милана.

…Ирина помедлила: не выдала ли она себя, назвав эту поездку «важной»?

– Гена здесь большие планы строит, – продолжала Ирина. – Питерский филиал твоего «Марафона» – это для него… Свет в конце тоннеля какой-то.

– Ну и правильно, – Милана приосанилась. – Марафон «Бег для добра» – громадный международный проект. Но скажи мне… Всё-таки! – подруга уколола Ирину неприязненным взглядом. – Гена из спецслужб, так?

– Ой, он связан с ними как-то, – Ирина поёжилась. – Но я не очень понимаю, как.

– А ты связана с ним.

– Я не связана с ним! То есть… – Ирина зажмурилась и коснулась лба рукой, сморщилась как от головной боли. – Понимаешь, – нашлась она, – это раньше женщина должна была доказывать, что мужчина – отец её ребёнка, а он отрицал, если не был на ней женат. Но сейчас наоборот: они сами хватаются за отцовство!

– Это правильно, – Милана задумчиво отпила апельсинового сока из бокала тёмного стекла. – Женщина, порой, перестаёт нуждаться в мужчине после того, как произошло зачатие. Ребёнок мой! А иначе – Боже… Я так скучаю по моему Мэтью!

Ирина накрыла её руку своей, утешая. Милана ни от кого не скрывала, что несчастлива по причине того, что семья её мужа, англичанина Джона Карью, оставила сына в Англии, фактически, «приватизировав» его, и вряд ли отпустит в Россию к матери. «Тоже мне, пэры, богачи, а сэр Джон – мой муж – ведёт себя как последний крохобор, – так разорялась Милана уже во время первой встречи с Ириной, всего неделю назад. – Вцепились в сыночка, как будто это последний шанс для их семьи. Не отдадим, мол, русской варварке. А ведь я родная мать!»