Сожжение

…Они вечные дети, – подумала Ирина о знаменитостях. – Какой-нибудь певец или скрипач-виртуоз, актёр – дожив до седин, всё равно остаётся ребёнком, тем самым мальчиком, которого родители ставили на табурет, чтобы он прочёл стихотворение гостям… Таков и в целом общественный идеал: он воспитывает подавляющее большинство людей – даже не актёров – в роли тех, кто повинуется указаниям невидимого режиссёра. Большинство людей всю жизнь живут, оставаясь детьми, не перестают ими быть даже в статусе бабушек и прабабушек, до самой смерти. Но настоящий человек, – думала дальше Ирина, – должен отличаться от этого насаждаемого идеала; он должен быть деятелем тайных практик. Это два типа человеческих существ, хотя тип актрисы может быть более богатым и блестящим, чем человек-режиссёр или манипулятор. Звезда богаче, но лишь потому, что мы даём ей это богатство, – подумала Ирина с гордостью, и не столько за себя, сколько, наверное, за британские спецслужбы, обеспечившие Милане её коммерческий успех.

Ирину так потрясло это открытие о своей подруге, что она не запомнила – просто не отметила сознанием, – о чём ещё они говорили в баре. Она что-то механически отвечала, улыбалась, колола шутками в ответ на подначивания бармена, вдруг осмелевшего с ними… Но думала всё о том же: Милана – сумасшедшая, манипулируемая кукла, – причём, ей нравится, когда ею управляют!

Собственно, это и так подразумевалось; на этом и основывалась Ирина роль в постели как «мужчины», овладевающего женщиной – Миланой… Но то было в постели; то было тайной; а оказывается, то же самое существовало и явно!

…Если уж на то пошло, я – богаче, влиятельнее тебя, – подумала Ирина, глядя на Милану в упор и не скрывая презрения. «Я богаче её», – сказала она взглядом и бармену, который понял её по-своему и подмигнул этак игриво: дескать, мы – якобы обслуга – на самом деле сильнее наших клиентов.

И вот они желают бармену и официантке спокойной ночи и уходят в купе.

Геннадий

Полковник Геннадий Михайлович Корчаев работал начальником «Отдела по обеспечению основ конституционного строя на телевидении, в кино и на зрелищных мероприятиях». Отдела – чего? Всего лишь Петербургского УФСБ, в том-то и видел Гена свою главную, на сегодняшний день, проблему. Командовать подразделением – всего-то – областной структуры: может, для кого-то этого бы и хватило (в конце концов, и здесь можно было настроить ловушку откатов и взяток и сколотить себе особнячок, а детям – светлое будущее), но Геннадий совершенно не видел свою успешную жизнь вне Москвы.

Поэтому он и вцепился в возможность крышевать, – а, может быть, и разрушить изнутри, – киногруппу, которой были поручены съёмки телефильма «Троцкий» – сериала явно не петербургского, но общероссийского значения.

Именно поэтому Геннадий Корчаев со своим агентом Ириной Балашовой лично поехал в Москву, там своими руками в роскошном номере «Ленинградской – Хилтон» помог ей установить две видеокамеры размером примерно с горошину перца, – и после первой же ночи Ирина, как ни в чём не бывало, рапортовала ему, что «съёмка прошла успешно». И показала видео, на котором она была в постели с некоей толстой девахой с иссиня-чёрными волосами. «А где объект?» – возмутился Геннадий. – «Она будет завтра. Это пока тренировка…»

Но съёмок Миланы не появилось ни «завтра», ни «послезавтра», а то, что получилось в итоге, никуда не годилось. Геннадий мог бы быть взбешён, если бы не одно «но»: Ирине удалось больше, чем просто заснять компромат на видео; она сумела стать подругой «объекта».

Зачем это; что будет дальше? Тут мысли полковника Корчаева начинали несколько уходить в туман, хотя общий план у него имелся и не вызывал сомнений.

Двадцатисемилетняя Милана давно имела лесбийские склонности и связи, это Геннадий хорошо знал через агентуру, хотя видео-компромата до сих пор не было. А вот её нынешний муж – продюсер Виталий Цекавый – лесбиянок не выносил, и на этом можно было сыграть. Цекавый, в свою очередь, был вхож к жене нынешнего премьер-министра, – и возникала мысль: а что, если подложить Милану в постель к жене премьера или даже к самому премьеру?

Скомпрометировать второго человека в государстве и отстранить его от власти! Вот какие цели ставил перед собой полковник Корчаев, – хотя агенту Ирине Балашовой ничего об этом, разумеется, не говорил. Плох солдат, который не мечтает стать генералом, и плох полковник, который не мечтает стать фельдмаршалом. Ему, Геннадию, сорок четыре года, и нельзя ещё считать, что его время ушло. В Ельцинскую эпоху такие операции очень даже удавались: ведь сумели же заснять на видео и убрать с должностей министра юстиции Ковалёва и генпрокурора Скуратова! Ковалёва засняли видео-камерой, установленной на полке буфета, против того стола, где он в одних плавках сидел с девушкой, одетой в купальник. Потом он же был запечатлён в бассейне, – собственно, ничего не делал, просто плескался с девчонками. Скуратова засняли в постели с двумя проститутками – более выразительный компромат.