Читаем Сожженная Москва полностью

- Ну, что ж, - ответила Ксения, сама вспыхнув от непонятной тревоги, - -девочка... рвала в роще ягоды или грибы, увидела лесника и прячется в кусты.

- Нет, нет, Ксаня! да смотри же вон! - продолжала, остановившись, Аврора. - Она полем, сюда... прямо к нам... неужели не видишь?

- Какая ты, право, смешная, - ответила Ксения, продолжая идти и усиливаясь казаться спокойною, - во всем ты видишь необычное.

- Стой! она машет! - проговорила Аврора. Ксения также остановилась. Девочка, маша руками, действительно бежала от рощи к косогору, по которому шли сестры. Спустясь в ложбинку, где, среди конопляников, был мостик через ручей, она снова показалась на пригорке. Скоро на межнике, между ближних зеленей, послышался бег проворных босых ножек девочки.

- Да это Феня, племянница Ефимовны! - радостно сказала Ксения. Наверное, что-нибудь важное.

Аврора, бледная как мел, молча впивалась глазами в подбегавшую девочку.

- Это ко мне! - не вытерпев, вскрикнула она и, путаясь ногами в платье, бегом бросилась навстречу Фене. "Но почему же именно к ней? - с завистью подумала, идя поспешно за нею, Ксения, Неужели ей, счастливице, удастся ранее меня? Нет, какая же я завистница! Бог с ней...".

- Дьякон, дьякон! - радостно крикнула Аврора подходившей и растерянно на нее смотревшей сестре.

- Какой дьякон? - спросила, запыхавшись, Ксения.

- Из Москвы бежал... вдвоем, вдвоем! - как безумная кричала Аврора, то обнимая сестру, то тормоша и целуя растрепанную, покрасневшую от бега Феню.

- Где дьякон и с кем бежал? - спросила, едва помня себя, Ксения.

- У нас в Ярцеве! - ответила, ломая руки, смеясь и плача, Аврора. - Его подвезли с поля мужики; Ефимовна первая догадалась к нам Феню... а тот еще в городе...

- Да кто в городе, кто? - обратилась Ксения к девочке.

- Барин.

- Какой?

- Не знаю...

XXXIV

Сестры без памяти бросились домой, миновали рощу, деревню и, едва переводя дыхание, прошли черным ходом в дом.

- Где он? где дьякон? - спросила Ксения, бурей пробегая через девичью.

- Тамотко, - ответила сияющая Ефимовна, указывая на спальню княгини. Ксения, ухватясь за сердце, остановилась у двери, сзади Авроры. Силы ей изменяли, кровь стыла в жилах, Она была готова упасть. "Кто же этот дьякон? - мыслила Аврора, с тревогой берясь за скобку двери. - Ужели и впрямь господь помог и с дьяконом возвратился Базиль?". Дверь отворилась. Аврора вошла и остолбенела. У кровати княгини рядом с человеком в рясе сидел кто-то, обросший бородою, в дубленке и высоких сапогах. Аврора сперва не узнала его. В комнате, где так скоро еще не ждали сестер, вдруг как-то странно стихло. "Что же они все молчат и смотрят на меня? - подумала, цепенея, Ксения. - Очевидно, привезена страшная весть, и они собираются меня к ней приготовить... Ильюша убит, его нет более на свете!" Мгновенно вспомнилось ей тайное решение, принятое ею на днях: если ее муж убит, броситься в омут за садом. Ее мыслям представилась знакомая дорожка в саду, крутизна и под нею река, с шумом бегущая к мельнице. "И что же иное мне остается без него?" - решительно подумала она . Вдруг кто-то тронул Ксению за плечо. Она вздрогнула, подняла голову и замерла. Перед нею с ребенком на руках стояла кормилица. Только что проснувшийся Коля, в чепчике, сбившемся с лысой головы на румяное заспанное лицо, с миловидною родинкой, протягивал к ней сжатые, пухлые кулачки. Но все смотрят не на Колю. За ним виднелось чье-то другое, полузнакомое и как бы где-то Ксенией виденное лицо, с добрыми и счастливо улыбавшимися глазами. "Да что же это, что?" - подумала Ксения, радостно и беспомощно простирая перед собою руки.

- Он!.. Ильюша! - в безумном восторге вскрикнула она, бросаясь в объятия мужа и целуя его бледное, бородатое лицо. Все радостно плакали.

- Ах, Ксанечка, Ксаня, - твердила, отирая слезы, Аврора, счастливица ты и достойна своего счастья.

Тропинин, как показалось Авроре, с грустью смотрел на нее. "Он что-то знает тяжелое, роковое, - подумала она, - и, очевидно, таит от меня, не решается сказать". Общая беседа в спальне княгини, с бесконечными расспросами, воспоминаниями и предположениями, длилась до поздней ночи. Здесь странников накормили обедом, здесь они пили чай. Княгиня вспомнила о бане и велела ее готовить гостям. Илья в баню ушел с Власом. Дьякон отказался.

- Где думать о скудельной плоти, - сказал он, - когда душа ноет и разрывается.

Он, по желанию княгини, подробнее передал о своем горе и о бегстве из Москвы. Странники пешком и на ямских добрались в Паншино и, узнав от Клима, что семья княгини в Ярцеве, направились сюда. Тарантас, в котором они ехали, обломался в нескольких верстах от Ярцева, и они сюда были подвезены соседними мужиками. Аврора подсела к дьякону.

- Где же спасенный вами племянник? - спросила она.

- Оставил в Коломне; там в певчих его крестный.

- Вы тоже оттуда родом?

- Нет, я из Серпухова; отец и мать давно померли; но там, в подгородном селе, брат моей жены держит постоялый, и я до времени еду к нему. Это - не доезжая Серпухова, за Каширой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза