Хоть она и была мексиканкой — но все же с полным правом считала себя североамериканкой, а не латиноамериканкой. Здесь же была Латинская Америка во всей ее красе — с мачизмом[701]
, с немыслимой жестокостью, с набожностью — самые страшные убийцы шли каждую субботу в церковь, причащались, исповедовались. С поклонением футболу, с какой-то беззаботностью, с красивыми женщинами, с рвущейся из всех щелей веселой музыкой. Чтобы не забыть как это делается — она ходила в самом начале, пока ее здесь не знали — в Универсидад д Эль-Сальвадор, немного послушать музыку и развлечься. Университет был рассадником коммунизма, здесь читали Маркса, Троцкого, русского большевика Ульянова-Ленина, книги передавались друг другу из-под полы. Местная молодежь — в этом то и было самое страшное — искренне хотела сделать лучше для своей страны и своего народа, они не видели ничего хорошего от них, от североамериканцев и стоит ли удивляться тому, что они их убивали? Их ненавидели даже крестьяне — чтобы прокормить себя они выращивали коку, потому что кока это сорняк, он прекрасно растет именно при местном климате и на местной почве, и ничто не дает такого дохода, как кока — а североамериканцы содержали целый флот самолетов-опылителей, которые поливали поля коки гербицидами, а заодно попадало и на поля с другими сельхозкультурами. Полиция и батальоны контр-герильи отвечали на теракты чудовищными, немыслимыми для цивилизованных стран зверствами — одну девушку, у которой в сумочке нашли взрывчатку и карманный томик Ленина — распяли на воротах, а томик Ленина прибили гвоздями к груди. Партизаны отвечали не меньшими зверствами — когда в сельской местности упал самолет, спасательная команда не смогла вовремя прибыть из-за сильного тумана, а когда прибыли — обнаружила картину немыслимых зверств. Тех, кто остался в живых — а это был военный рейс — кастрировали, вешали, одного из офицеров даже четвертовали. Вот так шла эта война…Марианна считалась в местном североамериканском посольстве коммунисткой, потому что выступала с «мягкой линией», которой придерживались некоторые североамериканские дипломаты, и против которой резко выступали военные, как сальвадорские, так и североамериканские, назначенные советниками. Она считала, что отвечая на насилие еще более жутким насилием, ничего не добьешься, нужно твердо вставать на путь верховенства закона и идти по нему, как бы трудно это не было. Необходимо было либо распустить скомпрометировавшие себя отряды контр-герильи, либо отдать их командиров под суд и показательно наказать, а в дальнейшем не допускать омерзительных расправ. Бороться же с герильей нужно было агентурным проникновением, точечными ликвидациями наиболее известных вожаков и подрывом базы сопротивления. Но это было сложно, дорого, а для военных и непривычно — у них не было проблемы, которую не могла бы решить пулеметная очередь. Не нравились ее предложения и местным военным — для них было совершенно неприемлемым допустить суд над одним из них, это была каста, связанная и спаянная круговой порукой и клятвой, данной на крови собственного народа, только безусловной поддержкой друг друга они могли держаться в безбрежном море ненависти, окружавшем их. Если бы они допустили суд над контр-герильерос — они перестали бы быть самими собой…
Марианна вдруг вспомнила Лондон. Венец ее карьеры, пусть данные о нем и скрываются в закрытых архивах Секретной службы. Она предотвратила покушение на El Presidente… и встретила человека, забыть которого, увы, не могла.
Хоть и пыталась…
— Дура ты… — сказала она сама себе, закрыла холодильник и направилась досыпать.
Нормально поспать ей, конечно же, не дали. Звонок прозвенел с самого утра, спросонья она столкнула мерзкий, дребезжащий на туалетном столике аппарат на пол, потом достала, посмотрела на определитель номера. Эстадо Майор, армейская штаб-квартира…
— Я слушаю…
— Мисс Эрнандес, это вы?
Марианна узнала, кто ей звонил. Армейский майор, прошедший обучение в САСШ на курсах ФБР. Один из немногих ее единомышленников, которые считают, что скальпель лучше меча. Delegado из числа военных в спецслужбы — для взаимодействия. Грубую силу вообще применяют только те, кто не видит иного выхода.
— Да, это я, Виктор. Ты думаешь, я сменила ориентацию и это моя подружка?
Майору Рохасу было не до шуток.
— Эль Бухо нашли.
— То есть? — не поняла Марианна.
— Мертвым! — крикнул Роха — его нашли мертвым! Сидел в машине в районе Сесилио де Вале, там, где закусочная Энрике, в башке — пуля!
Марианна выпрямилась. Это был удар, которого она не ожидала. Почти год работы по внедрению пошел прахом.