Ведь что сделали североамериканцы после того, как сами избавились от витающего над страной призрака коммунизма и стали ядерной державой? Идея проста. Во-первых — заставить южноамериканские страны открыть рынки. За счет искусственного ослабления доллара в семидесятые североамериканские товары стали дешевыми, настолько дешевыми, что они вытесняли с рынка местные товары. Вдобавок, покупать североамериканское было престижно, этим ты как бы приобщался к среднему классу — а деньги были, ведь слабый доллар сделал ранее недоступное доступным. Подогреваемая дешевым кредитованием потребительская лихорадка продлилась около двух десятилетий, пока не стало понятно, что кредиты надо платить, а платить нечем. Заводов нет! Почему-то многие страны в последнее время забыли о том, что экономику нельзя мерить только денежными измерителями, имеют смысл и натуральные показатели, а именно объем произведенного экономикой продукта в килограммах, штуках, метрах, литрах. Не все измеряется в деньгах, у людей должна быть работа, а у страны — безопасность. Чтобы погасить задолженности правительства в Южной Америке приняли печатать деньги, вызвав гиперинфляцию и обесценив собственную валюту. После этого было принято еще одно ошибочное решение — привязать собственную валюту к имеющемуся в стране запасу валюты североамериканской, непонятно как посчитанному. Но экономика тем самым лишилась денег — и их дали североамериканцы, за счет своей валюты, которую они печатали, скупившие все на корню. Как только предприятия переходили в руки североамериканцев — они моментально начинали работать, потому что североамериканцы давали оборотный капитал, сами в свою очередь, пользуясь низкими издержками на производство, отсутствием экологических ограничений, дешевой рабочей силой. Они выносили сюда самые грязные и трудозатратные производства, забирая большую часть добавленной стоимости себе. Простые южноамериканские рабочие и крестьяне знать не знали про макроэкономику, они не знали про то, что теперь маятник шел обратным ходом и теперь уже североамериканцы теряли работу. Они просто видели по телевизору, как живут в Северной Америке и слушали агитаторов, которые говорили им, что североамериканцы живут так за их счет. В каком то смысле так оно и было. А потом те же агитаторы подсказывали идею — возьми автомат и убей. Освободишь свою страну — а потом пойдешь войной на чужую. Освобождать их, все по Троцкому и Ленину.
А они здесь просто пытались что-то с этим сделать…
Чашка кофе на блюдце опустилась перед ней с легким стуком, черная жидкость исходила ароматным парком.
— Спасибо, Виктор, я…
Человек из Лондона, тот самый, которого она вспоминала только сегодня ночью, стоял перед ней.
Самолет, на котором я летел из Буэнос Айрес — кстати, какой то шутник назвал город Хорошим воздухом, на деле же воняло премерзко — был старым Дуглас ДС-6, четырехмоторным, компании Эйр Сальвадор — на Пан Ам билетов не было. Как эта развалюха не развалилась в воздухе — удивляюсь сам, самолету было не меньше сорока лет. Но такие здесь были не редкостью, на перевозках внутри стран вообще работали ДС-3 с современными двигателями, и это при том, что ДС-3 был разработан в 1938, если мне не изменяет память году…
Аэропорт был чистеньким, недавно отстроенным, намного большим по размерам, чем я ожидал — почти трансконтинентальный узел, заполненный лишь наполовину, если не меньше. Самолеты — по крайней мере, те, которые я видел на летном поле — были либо Эль-Сальвадор, самым новым из которых был Боинг-717, либо Пан Ам, крупнейшей авиакомпании мира, либо Люфтганзы — привычные германские Юнкерсы. Уже одно это говорило о раскладе в этой части света — Священная Римская Империя Германской нации смотрела за океан. Рано или поздно, это должно было закончиться недобрым.
В аэропорту я взял такси, назвал Шератон — знаменитый отель, прогремевший по всех мировых новостях в свое время и полностью отреставрированный после событий восемьдесят девятого года. Говорят — там одну стену специально сохранили, как достопримечательность для туристов. Североамериканцы стали умнее — резидентура СРС больше в отелях не квартировала, сейчас они занимали новое, отдельно стоящее здание рядом с казармами специальной полиции.
Этот город был еще больше похож на Белфаст, но в чем-то было даже страшнее. Не было следов взрывов — здесь почему-то взрывы не приживались — зато то тут то там на стенах следы от пуль, где наспех замазанные, где и вовсе все брошено как есть. В одном месте я увидел пробитую пулями витрину магазина — она была обклеена специальной пленкой и пули не разбили ее, а только проделали несколько отверстий. Следы от пуль были и на машинах в потоке.