Сожженные революцией

Общественная деятельность шла своим чередом, но в эти парижские годы в жизни Лопатина впервые начали проступать контуры устойчивого семейного бытия. С Зинаидой Степановной Апсеитовой (урождённой Корали) он мимолётно был знаком по петербургскому кругу «передовой» молодёжи – друзей Даниельсона, Любавина, Негрескула. Зинаида была именно передовой женщиной – образованной, самостоятельной, при этом обладала эффектной внешностью. В брак с поручиком Апсеитовым она вступила лишь для обретения независимости, то есть фиктивно, и жила отдельно от мужа. Вновь повстречался с ней Лопатин после побега из Сибири, в Петербурге, а затем в Париже, в окружении Лаврова. К этому времени Зинаида Степановна уже овдовела. Они сошлись – мужественный герой и красавица. На четвёртом году совместного жительства, в феврале 1877 года, у Германа и Зинаиды родился сын. Дабы узаконить его рождение, пришлось оформить брак. Лопатин проживал тогда во Франции по британскому паспорту под фамилией Барт. Сын месье и мадам Барт был наречён на нерусский манер: Бруно. Уже тогда можно было предположить, что Бруно Германович Барт, когда вырастет, станет участником освободительного движения в России. Трудно было предположить другое: революция в России победит и вот как раз по воле этой революционной власти сын Германа Лопатина будет убит, расстрелян в 1938 году…

Поиск воли трудно совместить с благополучием. Семейной устойчивости в жизни четы Барт не получилось. Для налаживания благоустроенного буржуазного быта не было денег, а самое главное – желания. В эмигрантской среде они чувствовали себя всё более неуютно. Прежняя слава Лопатина начинала тускнеть, журнал «Вперёд!» угасал из-за отсутствия средств, среди социалистов царили раздоры. И Лопатин принимает решение – ехать в Россию, с семьёй.

VI Отсроченный приговор

Это, конечно, было безумное решение. 1879 год. Россия взбудоражена политическими покушениями, стачками, недавней русско-турецкой войной. В Петербурге уже прогремел выстрел Веры Засулич; кинжалом Кравчинского поражён шеф жандармов Мезенцев; готовятся новые покушения. Террористическое крыло «Земли и воли» уже собирается на съезд в Липецке, где будет вынесен смертный приговор Александру II и прозвучит грозное имя: «Народная воля». Жандармы сбиваются с ног: теперь для них хватает реальной, невыдуманной работы.

Через несколько дней по приезде в Петербург Лопатин был арестован. После очередной полугодовой тюремной отсидки – очередная ссылка, на сей раз в Ташкент, на сей раз с семейством. Через год по ходатайству Зинаиды Апсеитовой (в российских документах она именовалась сожительницей Лопатина) ссыльный был переведён в Вологду.

Вологодское сидение было для него нетрудным, неопасным, но куда более мучительным, чем все предыдущие. Это было мучение бездействия. В Петербурге, всего в шестистах верстах от Вологды, происходили великие события. 1 марта 1881 года народовольцы осуществили то, что пытался сделать Каракозов и ради чего Нечаев погубил множество жизней, в том числе и свою собственную. Александр II был смертельно ранен бомбой, брошенной народовольцем Гриневицким. Революции не произошло, но отзвук петербургского взрыва был слышен по всей России, по всей Европе. Через месяц шесть первомартовцев были осуждены и пять из них казнены. Самый старший – Желябов – был на шесть лет моложе Лопатина. Лопатин не мог не чувствовать: его время уходит. В какой мере он сочувствовал замыслам народовольцев – сказать трудно: всё-таки они шли по пути, проложенному Нечаевым, они сотворили заговор и убийство. Тем не менее именно они нанесли самый сильный удар политическому режиму, с которым Лопатин уже привык состоять в непримиримой вражде. Может быть, впервые в жизни он почувствовал непреодолимый внутренний разлад. К оному добавился и разлад семейный. О причинах этого разлада и он, и Зинаида хранили молчание все последующие годы. Брак распался. Зинаида с сыном уехали в Париж, Герман остался в Вологде.

Весной 1883 года он решился на очередной побег. И вновь всё прошло удачно. Вновь он в Париже. Но ситуация вокруг – совсем не та, что десять лет назад. Среди эмиграции уже не просто разброд и шатания, но и измена, и провокация. Непонятно, кому верить. Из России приходят вести о разгроме «Народной воли», о бесчисленных арестах, за которыми угадывается тень некоего много знающего предателя. На этом фоне уходят из жизни два человека, исключительно значимых для Лопатина: в марте Маркс, в августе Тургенев. Уход людей – разрыв связей; далее – одиночество, бессилие, старость… Надо что-то делать. Совершить новый рывок.

Не исключено, что именно встреча со смертельно больным Тургеневым – та встреча, с которой мы начали наш очерк, – подтолкнула Лопатина к решению, предзнаменовавшему финал его первой, громкой, боевой биографии (потом начнётся биография вторая – глухонемая). Осенью 1883 года он вступает в тесный контакт с народовольцами-эмигрантами – Львом Тихомировым и Марией Оловенниковой (Ошаниной). И затем едет в Россию.

Зачем?