— Нам было все равно, куда ноги приведут. Я, конечно, предпочитал четыре стены… Раз уж мы заговорили о цветах, я вспомнил один случай — может, это будет вам интересно… Меня пригласила в гости к ним ее мать, приготовила, постаралась — бутерброды, пирог с сыром, холодное пиво. Мы сидим как обрученные. Кристина суетится, радуется, благодарит за охапку цветов, которые я принес, для них даже ваз не хватило. В общем, все чудно. Поздно вечером Эми пошла меня провожать вниз, мы вышли из подъезда, и я случайно оставил входную дверь открытой. Тогда эта ведьма с первого этажа выскочила из своей квартиры и заорала мне вдогонку: "Ты что, безрукий, дерьмо собачье?"…
— Воображаю, как отреагировала на это Эмилия.
— Представьте, до обидного спокойно. Чуть побледнела, слегка дрогнули руки — и только. Это она-то, которая на пустом месте вздыбится, как дикая кошка! В общем, идем мы по тихим улицам, молчим, вдруг она останавливается и говорит: "Не обращай внимания, к тебе это не относится, это к нам с матерью относится". Не знаю, стало ли мне от этого легче, но, чтобы хоть немного отвлечь ее, я пустил в ход изобретенную нами недавно шутку: "Дай-ка мне свои ладошки, посмотрим, смогут ли они служить хирургу или годятся только для пощечин обидчикам?" Она отвечала: "Возьми попробуй!" И сжимала мои руки так, что пальцы потом болели несколько дней. Просто удивительно, откуда берутся такие силы у столь женственного создания…
— Жаль, что ее силы измерялись только мускулами и сухожилиями. Впрочем, — может быть, ее поступок — проявление внутренней силы, только особого рода… Еще вот о чем я хотел спросить: у нее были шансы поступить в медицинский?
— Не бог весть какие. Она неплохо подготовилась с частными учителями, но общий балл по аттестату у нее невысокий, хотя, если бы она хотела, могла быть первой среди выпускников, ведь у нее блестящие способности! Но она очень быстро остывала, теряла интерес к предмету.
— У нее были подруги? Мне бы очень хотелось увидеть ее глазами сверстниц. Может, это покажется вам смешным и несвоевременным, но у меня запланированы такие встречи.
— Длинные Уши вдруг как-то странно посмотрел на меня, доверительное выражение его лица изменилось, я увидел холодноватый блеск стальных глаз.
— Я слишком быстро поверил вам. — В его тихом голосе звучала тревога. — Вы действительно родственник? Уж очень ваши вопросы пристрастны…
Я постарался уверить его в бескорыстии моего интереса, сослался на разницу в возрасте. Чего не придумаешь ради дела? Парень угрюмо слушал меня, но, видно, жажда излиться была так велика, что он переступил через свои подозрения и начал снова:
— Да… Вы спрашивали о подругах… В последнее время — ни одной. Хотя многие девочки искали общения с ней, даже навязывались. Какое значение имеет судьба ее матери? У Эми было такое обаяние, такая притягательная сила!… Но она и с подругами поступила так же, как со мной. А я, дурак, вначале думал, что она разогнала всех ради меня, что никто, кроме меня, ей не нужен. Вы знаете, что было дальше. Я стал ее преследовать. Она, наверно, подумала, что я делаю это только из жалости и из желания расстаться элегантно, культурно. И решила облегчить мне дело — исчезнуть навсегда. Но почему, почему же, черт возьми, мне часто кажется, что, например, девушка, которая только что сошла с поезда и смешалась с толпой, это она, живая, теплая! Вот она идет по городу, глядит, дышит. Разве она могла исчезнуть навсегда? Исчезают только те, кого никто не любит!…
Мы уговорились с Длинными Ушами — простите, с Ярославом Райчевым, — что, если у него возникнет что-то новое, он позвонит мне в гостиницу или на службу, а если у меня, то я позвоню ему в пловдивскую или софийскую квартиру. После этого мы расстались почти приятелями.
Еще более удачно сложились у меня отношения со Стаматовыми. Они появились именно тогда, когда я собирался возвратиться на время в Софию, чтобы с глазу на глаз встретиться с вами, товарищ майор. Воображаю, в какой расход мы вогнали наше учреждение своими бесконечными телефонными разговорами!