Сожженые мосты ч.4

Когда она пришла в себя — это было уже в Джелалабаде — она твердо решила бежать. В этом кстати состоит отличительная черта русских — они не мирятся с судьбой. На Востоке принята покорность всем и вся — люди покорны Аллаху, женщина покорна своему отцу, потом мужу, крестьяне покорны землевладельцу, жители страны — ее раису. Арабы сначала покорились османам, потом к ним на землю пришли британцы, потом пришли русские и выгнали и тех и других. Покорились русским. В арабском полно фаталистических присказок, в шариате сказано — кадару-Ллахи ва ма шаЄа фаЄаля, это предопределено Аллахом и он сделал так, как пожелал. У русских тоже есть понятие судьба — но русские очень уважают тех, кто не покорился своей судьбе и пошел напролом, про них снимают фильмы и пишут книги, в то время как на Востоке непокорных осуждают и убивают. Она решила бежать, потому что не представляла себе такой жизни, первый шок прошел, и она была готова действовать. Потом — куда угодно, только отсюда, русские есть везде, по всему свету, надо будет только найти русских, и они не оставят в беде, а отец заплатит. С этой мыслью она голыми руками оторвала от балдахина кусок — все что было в ее новой камере, это большая двуспальная накрытая балдахином кровать и не приходилось сомневаться для чего она здесь. Даже взрослому мужчине было бы затруднительно оторвать от балдахина кусок голыми руками — а она это сделала. Потом когда хозяин пришел насладиться своим свежекупленным товаром, она набросила на него балдахин, и ударила его в пах, потому что именно так женщинам советуют спасаться от насильников. В Петербурге она ходила в спортивный клуб вместе с матерью, и удар получился изрядный — вот только она едва не отбила колено о край бронежилета. А потом тот, кого она ударила, выругался по-русски, и оказалось, что это пришли ее спасать, а ее хозяин — здоровенная туша — лежит мертвым.

Дальше было как в кино — какие-то перебежки, ослепительный свет прожектора, грохот пулеметных очередей, рев мотора и ветер в лицо. Все это она видела в синематографе — стандартный набор остросюжетного фильма — и поэтому не испугалась, профессионал бы испугался. Потом ее переодели — это была грубая мужская одежда, очень теплая, в кабине машины в такой истекаешь потом, и тяжеленные ботинки. Все это она надела, потому что больше надеть было нечего.

Пацану, который подошел к ним и сказал, что теперь он их командир, она возразила из чистой вредности, и потому что это не укладывалось в ее систему координат. В ее системе координат главными всегда были женщины. Мать, которая вертела отцом как хотела, еще и изменяла ему вдобавок. Мужики, которые пускают по ней слюни — она отлично понимала, что именно они от нее хотели, и умела этим пользоваться, недаром в тайничке в доме в шхерах лежали уже золотые броши, две золотые цепочки и колечко. Как молодая женщина, привыкшая общаться с мужчинами намного старше себя, она презирала своих ровесников — дурных, наивных, каких-то голенастых и жалких, вечно несостоятельных, щенят с заплетающимися лапами. Теперь же ей предстояло подчиняться такому… и она решила проверить свои чары на одном из офицеров, которые ее спасли — на темненьком, он был похож на Аслана, только немного ниже ростом, и он был настоящим мужчиной, она это чувствовала. Увы — печальный опыт с Асланом ее так по сути ничему и не научил. Вот побыть бы ей в рабстве еще немного… может быть и поняла бы, а так как в синематографе — только попала главная героиня в лапы отвратительного ублюдка — так и спасители тут как тут.

И допустила ошибку. Конечно, Бес был ходок еще тот, но были два обстоятельства. Во-первых он был на задании в тылу врага, на боевом задании и расслабляться не мог, не имел права, этому их учили в пустыне, в южном учебном центре спецназа. Во-вторых, он разговаривал с пуштунами, которые должны были вести группу, и отлично понимал, как он должен себя вести, чтобы пуштуны уважали его и считали мужчиной, потому что мужчиной у пуштунов был не каждый, кто носил мужские штаны. А в кодексе Пуштун-Валай у женщины нет никакого другого положения, кроме положения рабыни при своем господине.

Вилять бедрами, когда на ногах эти ужасные тяжеленные ботинки сложно, но она попыталась…

— Привет… — сказала она — можно с тобой поговорить, я…

Офицер вдруг заговорил с ней грубо и на непонятном ей языке, и даже замахнулся на нее, а потом показал на машину. Он говорил на пушту, потому что он знал этот язык, и те кто стоял рядом тоже знали, и ему надо было показать, что он мужчина. Щеки ее горели как после пощечин — но она нашла в себе силы — Катерина вообще была очень сильной натурой, в этом она пошла в мать. Гордо развернулась и, держа высоко голову пошла к машине, сопровождаемая смехом в спину. Там ее уже ждал рюкзак.