Сожжённая страна

Внезапно то, что казалось прочным камнем, с шуршанием осыпалось вниз, открыв взгляду то, что Конан менее всего был готов увидеть. Перед ним находилось статуя, напоминающая изваяния, которые ему доводилось видеть в саду заморийского вельможи Корруана, любившего ради потехи гостей устраивать в своей резиденции гладиаторские бои. Все находили вкус этого аристократа весьма странным. Скульптуры которые он собирал, изображали существа, находившиеся на грани отчаяния: ребенка-калеку, девушку, оплакивающую возлюбленного (именно мимо этой скульптуры должны были проходить гладиаторы, отправляясь на арену), зверя, издыхающего в капкане.

Неведомый мастер из тусклого темного материала, напоминающего застывшую смолу, запечатлел жуткую и трагическую сцену. Ребенок, не более четырех луп от роду лежал на земле, в ужасе закрывая ладошками глаза, а рядом, огромный пес пытался прикрыть его своим телом от незримой опасности.

Рядом под слоем не то пыли, не то мелкого песка что-то блеснуло. Конан поднял предмет, оказавшийся серебряным ошейником, по размеру вполне подходящий изваянию пса. Рисунки на тускло поблескивающем обруче напомнили северянину те, которыми пользовались когда-то жители его родной деревни, не владевшие искусством письма.

Разглядывая нацарапанные там фигурки, варвар догадался, что ошейник — знак признательности хозяина за спасение его от волков. Но при чем здесь спасение ребенка? И к тому же, если бы волкодав собирался обороняться от стаи хищников, поза его была бы совсем другой. Здесь же пес как будто пытался защитить своего маленького хозяина от дождя. Или от чего-то гораздо более опасного, чем дождь.

Конан, за свою жизнь успевший повидать много гораздо более страшного и трагического, чем выпало бы на долю десятка обычных людей, вдруг ощутил, как холодная дрожь пробегает у него по спине.

Кажется, хауранец, с которым они пару лун назад на двоих осушили бурдюк душистого вина из Кироса, не зря болтал про великую силу искусства.

Но почему от простого удара его ладони субстанция, казавшаяся камнем, так легко осыпалась вниз? Конан нагнулся. Взял щепоть. Растер между пальцами. Понюхал. Сомнений не оставалось — это был пепел, слежавшийся от времени.

* * *

Поток свежего воздуха становился все сильнее. Направляясь ему навстречу, киммериец миновал еще несколько пещер. В одной из них он увидел такую же гору серого пепла, скрывающую под собой скульптуру. Движимый любопытством, варвар уже привычно слегка хлопнул ладонью по ноздреватой поверхности.

Скульптура оказалась не такая впечатляющая, как та, первая. Всего-навсего старик, пытающийся убежать от неведомой опасности и застигнутый в миг последнего отчаянного усилия. В следующей пещере несколько фигур были открыты для глаз, но выглядели незаконченными, как если бы скульптор разочаровался в своей работе, едва начав. Лошадиная голова, что-то по очертаниям напоминающее скорченную человеческую фигуру. Но во всех них было что-то столь же жутковатое, вызывающее желание как можно скорее убраться отсюда, по возможности не оглядываясь.

В конце узкого прохода, стены которого поросли окаменевшими ракушками, слабо забрезжил свет. Вскоре свет факела стал лишним и варвар без сожаления расстался с ним, мощным движением загнав половину рукоятки в трещину, протянувшуюся от пола до потолка.

Скоро он выберется отсюда, а потом вернется и продолжит поиски того, ради чего он задержался в этой странной деревушке. В той части подземного помещения, которую варвар успел осмотреть, не нашлось ничего, хоть отдаленно напоминающего колдовской предмет. Ни книги в потемневшем кожаном переплете, ни чаши, покрытой непонятными письменами, ни даже посоха или чем там еще пользуются маги в своем ремесле.

Значит, эта вещь находится где-то еще, только и всего.

И рано или поздно он непременно до нее доберется.

* * *

Дыра, из которой вниз падал луч света, находилась на головокружительной высоте. Сама пещера на этот раз напоминала изнутри Башню Молчания, откуда варвар должен был по поручению некого влиятельного лица похитить сто двадцать девятую жену султанапурского наместника. Бедняжка была обречена медленно угаснуть в четырех стенах, не видя ни одного человеческого лица… Варвар взялся за это поручение и не только из-за щедрой награды. Ему претила сама мысль о том, что полная жизни молодая женщина должна была лишиться радостей жизни лишь потому, что так захотелось какому-то вздорному старику. И варвар дал себе зарок, проникнув внутрь, первым делом старательно утешить несчастную, которая несколько лун была насильственно лишена мужского общества. В результате не только все узники оказались на свободе — но перестала существовать сама башня, одним своим видом наводящая ужас на жителей города.

Но к величайшему разочарованию киммерийца, спасенная не отличалась ни молодостью, ни красотой. Более того, характер ее был далек от того, чтобы называться легким и покладистым, а слова сыпались из ее рта подобно просу из разорванного мешка. Кажется, для заказчика это явилось не меньшим сюрпризом…