Созидая Бога (СИ)

«Это произошло ещё в школе, — вспоминал я, — учительница спрашивала учеников, кто кем хочет стать, когда вырастет. Почти все отвечали стандартно: поваром, шофёром, моряком или лётчиком. А я ответил, что хочу стать Богом. В атеистической стране это было вызовом. Не знаю, к чему я это ляпнул, но скандал вышел грандиозный. Моего отца вызывали в школу, и потом дома он с помощью ремня доходчиво мне объяснил всё про бытие Божье. Я на него не обиделся, значит, в то время так было надо, тогда так поступали все.

Но я не хотел быть, как все, потому что всегда чувствовал, что в нашем Мире, что-то не так. Но, что именно, мне открылось гораздо позже. Только когда я вырос, я понял — в нём нет Бога….».

Вечером мы причалили к подножию священной горы.

«Ночевать будем там, наверху, — Сергей махнул рукой куда-то вверх, — а сейчас я тебе расскажу самое главное. То, что тебя ждёт завтра».

Глава IX Самая основная.

Мои новые мысли, открытые мне Вселенной.

Сергей оттолкнул плот от берега.

«Больше он нам не понадобится, — сказал он, — завтра мы будем перемещаться иным способом. А сейчас слушай меня внимательно.

В принципе, я узнал от тебя то, что хотел, — произнёс он задумчиво, — мне осталось лишь обобщить. Для этого я сделаю небольшой экскурс в нашу историю. Ты что-нибудь слышал о русском философе Николае Фёдорове»? — спросил он.

«Совсем немногое, — ответил я, — но и этого хватит, чтобы сделать вывод — он оправдал существование целой нации. Фёдоров — один из немногих русских, а может и людей вообще, кто жил и прожил свою жизнь в соответствии с убеждениями…

…. Лев Толстой уважал его и в какой-то степени ему завидовал, потому что сам по своим убеждениям не жил ни единого дня. Но основной массе людей это ни о чём не говорит, большинство из них ничего не знают о нём.

Николай Фёдоров жил в Москве в девятнадцатом веке и работал в Румянцевском Музее библиотекарем. За свой труд он получал мизерное жалование, которое к тому же умудрялся раздавать нуждающимся студентам. Но это его не слишком волновало, как и его внешний вид. Повседневной одеждой ему служили телогрейка и кирзовые сапоги. Более приличной одежды он не заводил, не считал нужным тратить деньги на такую роскошь. Потом Сталин оденет в эту форму пол страны и заставит принудительно её носить, но Фёдоров, слава Богу, до того времени не дожил.

В его трудах об общем деле, мне понравилось одно его рассуждение — о счастье будущих поколений. Какое-то время, в конце девятнадцатого века в России была модной тенденция жертвенности. Считалось, что принести свою жизнь кому-нибудь на алтарь: либо несчастным трудящимся, либо счастливым потомкам — это достойный поступок. Только и слышалось отовсюду:

«Жизнь имеет смысл, если она будет принесена в жертву новому поколению. Жить в радости и достатке сейчас — это стыдно и безнравственно….».

Надо сказать, что эта подозрительная теория получила широкое распространение среди интеллигенции. Были целые общества содействия счастью потомков.

Но Фёдоров нашёл логический изъян в этой теории. Он рассуждал так: если мы принесём в жертву свои жизни будущим поколениям, и наши потомки действительно получат благоденствие и процветание, то, зная, какую цену пришлось заплатить их отцам и дедам за это, и, будучи людьми, нравственно чистыми, они вместо того, чтобы радоваться, будут только страдать от этого. И, наоборот, если они, зная о заплаченной цене, будут беззаботно веселиться, то ради такого поколения не только не стоит приносить свои жизни в жертву, но и пальцем шевелить.

А дальше он делал вывод, который мне очень понравился.

Мы в долгу не перед будущими поколениями, они сами как-нибудь позаботятся о своей судьбе, а перед ушедшими. Наши предки уже принесли себя в жертву нам и подарили нам наше благоденствие. Теперь мы, как совестливые потомки, должны их отблагодарить. Он даже разрабатывал теорию благодарности для ушедших поколений. Он считал, что мы обязаны их всех воскресить. Но, как далеко он продвинулся в разработке этой теории, я не знаю».

«А я знаю, я очень детально с ней ознакомился, — сказал Сергей, — и много думал о ней. Изучив её, я пошёл дальше. Я подумал, конечно, это хорошо — воскрешение всех, но это не главное. Главное — это оправдание бытия. Всего: и нашего и всей Вселенной в целом. Прозрение пришло внезапно, когда я уже отчаялся ждать. Раньше я, как и ты, постоянно роптал на мнимого Бога и пытался понять, почему всё не так? Кроме ужасов несправедливости, и в природе и в обществе, я ничего не видел. Я не мог постичь, кто так устроил всё в нашем Мире.