Созидая Бога (СИ)

Так вот, был у меня пёс, пёсик, который жил у меня в квартире и был, как член семьи. Жена и дочь в нём души не чаяли. И вот однажды на моих глазах его переехала машина, сломав ему хребет. Я подхватил его на руки, заметался, побежал к ветеринару, но не добежал. Иногда всё случается очень быстро. Я запомнил только, как он тихо скулил и лизал мне лицо и руки. Наверное, ему было больно, но он меня не укусил. Он не человек и не мог отыграться за жестокость другого.

Я пришёл на работу после этого и вдруг понял, что всё здесь чужое: и труд не интересный, и люди — не мои. Мне даже стало обидно, что я частенько, особенно за рюмкой, бывал с ними откровенным, изливал душу, надеясь на взаимность. От этого прозрения мне стало дурно, и я ушёл домой, но и там не нашёл тепла. Тепло было, но где-то в другом месте. К тому времени из пяти салонов у меня остались лишь два. Сказывалось не только моё нерадение, но и отношение к предпринимательству в нашей стране.

Я переписал остатки собственности на жену и работников и уехал, ни о чём не жалея. Вот уже второй год, как я здесь».

«Тоска не гложет»? — поинтересовался я.

«По первоначалу было, я ведь русский человек. Через три месяца я даже пытался вернуться, уезжал в Россию, в родной Курск. Но там мне стало неизмеримо тоскливее. Я вернулся обратно на Райатеа, и с тех пор тоской больше не страдаю. Шорты, шлёпки и панама, вот все мои заботы, — весело сказал Виктор, — таксую часа три-четыре в день, а потом свободен. Я даже здесь есть меньше стал. Миска супа, фрукты…. с меня хватает».

«Ну а цель у тебя есть какая, — не выдержал я, — смысл? Таким как мы нельзя без смысла. Нам ведь с тобой осталось всего ничего, лет двадцать, двадцать пять, не больше. И наверняка не лучших. Лучшее уже всё позади».

«У кого как, — задумчиво произнёс Виктор, — у меня ощущение, что только теперь я и живу». Он посмотрел на меня и виновато улыбнулся: «Даже любовь пришла. Нежданная».

«Ко мне тоже», — хотел сказать я, но промолчал.

«Ну а на счёт цели, не знаю, — продолжил он, — остыл я, успокоился. Великая Россия, русская идея — это не по мне. Да и не верю я. Чтобы к чему-то призывать, самим надо лучше жить. А мы спиваемся, деградируем и, главное, нас становится меньше. Скоро китайцы займут всю Сибирь до Урала, бывший наш ареал обитания. И ничего тут не поделаешь. Бороться за светлое будущее, всё время что-то преодолевать, не хочу я больше. Жизнь не борьба и не преодоление, жизнь — это радость, такой теперь у меня главный принцип. А носить за спиной мешок с проблемами, которые мы перманентно сами себе организуем… нет, не желаю. Никто нам жить не мешает, ни Европа, ни даже Америка. Мне пятьдесят три, я устал от преодолений».

«Ух ты, постарше меня, — подумал я, — а выглядит лучше».

«Я свой мешок бросил по дороге, — закончил рассказ Виктор, — тут я налегке».

«После хозяина мебельных салонов работать таксистом не в лом»? — не утерпел я и задал каверзный вопрос, как мне показалось.

«Работа от слова раб, я здесь не работаю, я просто живу».

Машина притормозила, мы приехали. Через окно я услышал гул водопада, а потом и увидел его. Жемчужина Полинезии, не зря его так называют. Мы вылезли.

«Когда за вами заехать», — поинтересовался он.

«Никогда, — сказал Сергей, — мы отсюда вниз по реке на плоту».

Виктор сел в машину развернулся и уехал. Я посмотрел ему вслед. Двойственное чувство возникло во мне, я не знал: то ли мне порадоваться за него, то ли пожалеть.

«Таксист — философ», — сказал я вслух.

«Очередной неприкаянный, — возразил Сергей, — здесь таких много, и они тут счастливы. Хотя…. — он вздохнул, — надолго ли. Все проблемы у нас в голове, а она всегда с нами, куда бы мы ни поехали. Поживёт Виктор здесь ещё годик-два, и они вылезут наружу, или он себе организует новые, почище старых. «C’est la vie (сэ ля ви)», — как говорят не здешние французы».

Я ещё раз обернулся, но машина Виктора уже скрылась из виду. Мы стали спускаться к водопаду.

«Чем это здесь пахнет»? — спросил я.

«Ванилью. На острове большие плантации этого ароматного растения, — ответил Сергей, — на соседнем — Тахаа, в пяти километрах отсюда, ей засажено всё. Поэтому ванилью здесь пахнет везде и всегда. Я тут жил целый год, привык. Часа через два и ты начнёшь ощущать другие запахи».

Мы спустились с горы к водопаду. Мощные струи прозрачной воды срывались вниз и разбивались о камни. Всё шумело, бурлило, и над всем этим поднимался влажный туман. Он переливался разноцветными красками, образуя радугу. Ниже по течению река успокаивалась и уже, не спеша, несла свои воды к океану.

«Шалаш цел, — возвестил Сергей, разглядывая странное сооружение из стеблей бамбука и пальмовых листьев, — здесь мы сделаем привал и заночуем. Сейчас проверю, всё ли на месте».

«А что должно быть»? — поинтересовался я.

«Я тут ночевал пару раз, когда жил у папаши Надин, — пояснил он, — тут должна быть кое-какая посуда и пара спальных мешков».

Сергей зашёл внутрь и минут через пять вышел.