Сознавайтесь, Флетч!

– Не вылетел, – отрезал Флинн. – А так как мистер Коннорс один из руководителей известной в Бостоне юридической фирмы, я не могу поверить, что он отправился в путешествие по подложному паспорту. Если, конечно, его отъезду не предшествовало экстраординарное событие, нам пока не известное.

– Полагаю, я могу позвонить на виллу в Италии и узнать, там ли он сейчас, – заметил Флетч.

– Возможно, мы пойдем и на это. Но не будем спешить. Не след поджаривать куропатку, пока у нее не обсохли перышки.

– Что?

– Теперь перейдем к миссис Сэйер. Вдова, две взрослые дочери. Одна преподает в школе в Маттапане. Живет отдельно от матери. Вторая учится в медицинском институте в Орегоне. Миссис Сэйер подтверждает, что у нее есть ключ от квартиры, но она его никому не давала и не дает. Воскресенье она провела с хорошим знакомым, разведенным шестидесятилетним бухгалтером, который частенько навещает внуков в Нью-Бедфорде.

– А я, представьте себе, никогда не подозревал миссис Сэйер, – признался Флетч.

– У нее был ключ, – стоял на своем Флинн. И плохой человек мог бы воспользоваться ее доверчивостью в собственных интересах. Она говорит, что шесть месяцев назад Коннорс пережил болезненное расставание с женой. Пока они живут раздельно, но миссис Сэйер считает, что развод неизбежен. Она уверена, что с тех пор в квартире бывали женщины. Она находила их вещи при уборке. Но уверена, что никто из них в квартире не жил, поскольку ни в шкафах, ни в ящиках они не оставляли свою одежду и белье. Из этого, собственно, и следует ее вывод, что никому из этих женщин ключа Коннорс не давал.

Гроувер чихнул.

– В квартире находятся очень ценные картины, не так ли, мистер Флетчер? Так что можно предположить, что Коннорс не раздавал ключи от нее направо и налево.

– Да, картины дорогие, – признал Флетчер.

Он еще не составил полного каталога находящихся в квартире картин, но и то, что он уже видел, производило впечатление. Помимо Брауна в кабинете, спальню украшала картина Матисса <Матисс, Анри (1869-1954) – французский живописец, график.>, гостиную – Клее <Клее, Пауль (1879-1940) – швейцарский живописец, график.> (на стене за спиной Гроувера), а столовую – Уорхола <Уорхол, Энди – современный американский живописец.>.

– Нужно отметить, что в квартиру можно проникнуть через дверь черного хода на кухне. Она предназначена для выноса мусора. Замка в ней нет. Запирается она только изнутри на два засова. Миссис Сэйер говорит, что никогда не забывает задвигать их. И действительно, вчера вечером, когда мы прибыли сюда, засовы были задвинуты. То есть никто не мог уйти черным ходом.

– Но кто-то мог войти через ту дверь, – отметил Флетч. – Задвинуть засовы и выйти, как принято, через входную дверь.

– Совершенно верно, – склонил голову Флинн. – Но как это сделать, не зная заранее, что дверь незаперта?

– Случайно, – предположил Флетч.

– Да, да, случайно, – чувствовалось, что в случайность Флинн не верит. – Теперь перейдем к вам.

Гроувер весь подобрался, приготовился записывать.

– Вашингтон соблаговолил выслать нам вашу фотографию и отпечатки пальцев, – Флинн добродушно улыбнулся. – У человека уже нет права на личную жизнь.

От улыбки Флетчу стало не по себе.

– Мы узнали много интересного. Обвинение в подделке чека. Два вызова в суд. Злостная неуплата алиментов...

– Перестаньте, Флинн.

– Все судебные иски отозваны. Я не собираюсь изображать вашего адвоката, хотя и защищаю вас перед Гроувером. Но я посоветовал бы, поскольку претензий к вам более нет, позаботиться о том, чтобы эти материалы изъяли из вашего досье. Собственно, их и не должно там быть. Кто знает, как отнесется к вам чиновник вроде меня, ознакомившись с ними? Среди людей бытует мнение, что дыма без огня не бывает.

– Благодарю за дельный совет.

– Я также выяснил, что вы награждены «Бронзовой звездой». Правда, не понял, что означает пометка «не вручена».

Гроувер смотрел на Флетча с нескрываемым презрением.

– Скользкий вы тип, Ирвин Морис Флетчер, – подвел итог Флинн.

– Держу пари, вы не хотели бы, чтобы вашей дочери достался такой муж.

– Я бы попытался отговорить ее, – согласился Флинн.

– Вам даже не нравится мой одеколон.

– Вас еще не опознал ни один из таксистов, что возят пассажиров из аэропорта.

– А зачем вам это нужно?

– Мы хотим знать, приехали вы из аэропорта в одиночестве или с дамой.

– Понятно.

– Даже тот парень, что привозил кого-то вчера днем к дому 152 по Бикон-стрит, не признал вас. Не помнит он и того, ехал ли с ним один человек или двое.

– Потрясающе.

– Эти аэропортовские таксисты – народ независи мый. Слишком независимый. Вчера вечером четыре такси подвозили пассажиров из этого района к «Кафе Будапешт». Ни один из водителей вас не узнал и не помнит, были вы один или в компании.

– Я у них всех в неоплатном долгу.

– Не все готовы сотрудничать с нами так же, как вы, мистер Флетчер.

– Мерзавцы.

– Не опознали вас и официанты в «Кафе Будапешт». Какой, должно быть, для вас удар. Надушиться таким дорогим одеколоном, провести час или два в модном ресторане, и чтобы ни у кого это не отложилось в памяти.

– Я потрясен до глубины души.