Сознавайтесь, Флетч!

– Что-то я вас не понимаю.

– Ронни женился на Грэйс после войны. Когда писал докторскую диссертацию в Гарварде.

– И она богата?

– Была богата. Умерла через несколько лет после свадьбы. Одна из этих ужасных болезней. Рак, лейкемия, что-то в этом роде. Ронни не находил себе места от горя.

– И разбогател.

– Полагаю, он унаследовал ее деньги. Примерно в то же время создал галерею. Как вы понимаете, жалованья преподавателя Гарварда для этого бы не хватило.

– Больше он не женился?

– Нет. Появлялся в обществе со многими женщинами, но никому не предлагал руки и сердца. Вы слышали о нефритовой «Звезде Ханэна»?

– Что это такое?

– Большой кусок нефрита. Знаменитое украшение. Принадлежало Грэйс. Интересно, где теперь эта «Звезда». Надо спросить Ронни.

– Вы спросите его, что он сделал с драгоценностями жены?

– Ну зачем же так грубо. Можно подобрать другие слова.

– Получается, что у Ронни много денег.

– Не знаю. Неизвестно, какую часть наследства получил он, а какая вернулась в сундуки семейства Галкис. Об этом не распространяются вслух, особенно в Бостоне. Вы же знаете, что произошло с деньгами после пятидесятых годов.

– До меня доходили какие-то слухи.

– Живет он хорошо, в своем замке на Ньюбюри-стрит, где находится его галерея. Два верхних этажа – его апартаменты. Ездит на «роллс-ройсе». Каждый, сидящий за рулем «роллс-ройса», должен разориться.

– Нет ли у него другого дома?

– Может, и есть. Не знаю.

– Я хочу сказать, не может же он все время жить над магазином.

– О другом его доме я ничего не слышал.

– Его призывали на военную службу?

– Да. Воевал на флоте во вторую мировую войну. На Тихом океане. Служил адъютантом адмирала Кимберли.

– До того, как женился на Грэйс Галкис?

– Да.

– Кто же помог ему получить такое теплое местечко? С улицы в адъютанты адмиралов не попадают.

– Он же учился в Йеле, – напомнил Уэйнрайт. Обходительный, симпатичный парень. С прекрасными манерами.

– Откуда он родом?

– Точно не помню. То ли из Мэна, то ли из Вермонта. Забыл. Но деньги за ним не стояли. В Йеле он слыл бедняком.

– Ясно.

– Он до сих пор преподает в Гарварде. Обзорный курс живописи для первокурсников. Написал пару занудных книг.

– Занудных?

– Академических. Я не смог дочитать их до конца. Есть такие книги, в которых автор тратит сто пятьдесят тысяч слов, чтобы поправить мнение человека, никогда не считавшегося авторитетом.

– Действительно, занудство.

– Вас зовут Ральф Локе?

– Да.

– Какая газета?

– »Чикаго пост».

– Вы пишете об искусстве?

– О нет, – покачал головой Флетч. – О спорте. Хоккее.

– Вульгарно.

– Грубо.

– Примитивно.

– Но читают, – подвел черту Флетч. – Раз вы пишете о живописи, у вас, должно быть, обостренное чувство цвета, перспективы.

Грязный человечек, сидевший в грязной комнате ни оспорил его слова, ни согласился с ними. Просто промолчал.

– Расскажите мне о галерее Хорэна. Она процветает?

– Кто знает? Ронни умеет показать товар лицом. У него не выставочная галерея. Попасть в нее можно только по приглашению. Клиенты у него в разных странах, все сделки заключаются в глубокой тайне. Хорэн очень скрытен. Возможно, он заработал миллионы. Возможно, сидит без гроша. Я понятия не имею о его истинном финансовом положении.

– А каково ваше личное мнение?

– Ну, на рынке сбыта произведений искусства в последнее время отмечались и спады, и подъемы. Поначалу появились японцы и начали закупать все подряд. Потом, правда, некоторым из них пришлось продавать. За ними последовали арабы, набитые нефтедолларами. Многие японцы недостаточно хорошо разбирались в западном искусстве. А ислам запрещает изображать людей и животных. Отсюда и неожиданные отклонения от привычной нам шкалы ценностей. Некоторые их уловили и озолотились. Другие ошиблись, и проиграли.

– И вы не знаете, чего добился Хорэн?

– Нет. Но меня заинтересовали ваши слова о том, что он собирается подарить картину музею в Чикаго. Пожалуй, я упомяну об этом в своей колонке.

– Обязательно упомяните, – Флетч попятился к двери. – Премного вам благодарен за помощь.

ГЛАВА 19

Вслед за Флетчем детективы в штатском по запруженным транспортом улицам доехали до его дома на Бикон-стрит.

После общения с Уэйнрайтом Флетчу более всего хотелось встать под душ.

Захватив с собой последний выпуск «Бостон стар» (четверть первой страницы занимало убийство в ванной женщины – члена Городского совета), Флетч пешком поднялся по лестнице, огибающей шахту лифта и остановился перед дверью своей квартиры.

Миньон не залаял.

Помывшись, он вновь вышел в коридор, осторожно притворив за собой дверь.

Нажал кнопку вызова лифта. Скрипя, кабина поднялась на шестой этаж.

Открыл забранную железной решеткой дверь. С грохотом захлопнул. Выждав пару мгновений, позвонил в квартиру 6А.

Джоан Уинслоу потребовалось немного времени, чтобы добраться до двери и открыть ее.

– К сожалению, я захлопнул дверь, забыв ключи внутри, – Флетч изобразил на лице растерянность. У вас, случаем, нет ключа от 6В?

От Джоан пахло джином и освежителем воздуха. Изпод юбки выглядывал Миньон.

– Кто вы? – спросила Джоан.

– Питер Флетчер. Я живу в квартире Барта. Мы столкнулись вчера в лифте.