Созопольские рассказы

Приходит бабка в поношенной траурной одежде. Белеют лишь ее волосы. Он знает, что ей без малого сто лет, старается вспомнить ее имя — и не может. Бабка выуживает покривившийся огарок. Пальцы ее дрожат, но все же она с грехом пополам чиркает спичкой, и вот появляется огонек, колеблемый теплым воздухом. Бабка заслоняет его ладонью и, капнув воском, прикрепляет свечку в головах у капитана. Тот снисходительно морщится. Бабка мелко крестит его и своими бескровными, как у покойника, губами целует в лоб. Капитана передергивает от отвращения, но тут бабка исчезает из поля его зрения. Свечка обжигает ему желтое ухо. Сейчас бы подняться и приструнить бабку. Черт возьми, есть ведь у вас церкви — вот и ставьте там свечки и молитесь сколько влезет! Наши души и без того праведные.

Странное дело! Уже сколько лет ждут, когда помрет бабка, а она хоть бы что — только одежка ее на бесчисленных похоронах выцвела. И зачем ей так долго жить? Она не капитан, рыбу не ловит, память у нее отшибло, и не тревожат ее мысли о том, как пресечь воровство. Только небо коптит… Несправедливо!

В этом вопросе капитану многое не ясно. В книгах, наверное, про это написано, но за вечными походами времени на чтение у него не оставалось… Ему стало жаль себя. Эта бабка обидела его в последний час. Ничего не поделаешь, приходится, бросив все дела, поднять паруса и совсем не вовремя отплыть к далеким берегам…

Пока он переживал, в клуб толпой вошли пионеры в красных галстуках, с букетами огненных астр. Помещение вдруг оживилось, свежая сила осени наполнила его своим чудесным запахом, и капитан улыбнулся. Ребятишки с робким любопытством приблизились к нему и осыпали свежесорванными цветами.

Все это было так красиво! Он был взволнован и растроган. Будущие капитаны пришли проводить того, кто полными горстями раздавал им гильзы после лова дельфинов. Ему припомнилось, какую возню поднимали они на пыльной пристани, с каким проворством, сбросив с себя трусики, ныряли в воду за упавшими туда латунными цилиндриками.

Затем все засуетились. Старые моряки подняли гроб и вынесли его на улицу. Там собралось много народу. Капитан стал искать глазами Петра, но начальника почему-то не было.

Провожающие выстроились в колонну, и шествие потянулось по главной улице к пристани и кладбищу.

Вот процессия приблизилась к перекрестку, от которого отходит улица, ведущая к пристани. На углу желтеет старая акация, а под ней приютился ларек. Оба столика перед ним заняты. Сегодня суббота, и люди пропускают по стаканчику по случаю наступающего праздника. Это сейчас увидишь и в Стамбуле, и в Одессе, и на острове Тасос.

Капитан смотрит на сидящих и радуется. И ему очень грустно, что, поди же ты, под этой акацией, перед этим ларьком эти самые люди — каждую субботу в своей жизни — будут тихо сидеть за столиками, давая отдых своему усталому телу и угощая друг друга, а его уже не будет.

Капитан очень любит этот час. Это час трудового человека, который, отработав положенное, отдыхает, рассеянно смотрит сквозь ветви на закат и беседует о милых сердцу мелочах, без которых жизнь была бы пуста.

На перекрестке шествие остановилось. Капитан должен проститься с пристанью. Улочка полого спускается к небольшому рыбачьему порту. Сейчас он пуст. Все рыболовные суда в открытом море. Видны лишь часть залива в тускнеющем желтом свете косых лучей, несколько шхун да казино с желтыми облысевшими деревьями по сторонам.

Люди немного помолчали и тронулись дальше. Капитан бросил последний взгляд на лоснящуюся воду и тихонько вздохнул. Не будет больше моря, не будет!

И тут на другом углу он увидел Танату — с обнаженной головой, печальным лицом и кепкой в руках. Их взгляды встретились. Капитан чуть улыбнулся, желая ободрить рыбака. Но, поглощенный своим горем, Таната — тот самый, что вчера стянул на судне пять рыб, — по-видимому, не заметил этого. Процессия прошла мимо. Капитан попытался было приподняться и крикнуть: «Не беспокойся, браток!», но он был мертв — и не смог.

Люди понесли его дальше.

Когда стали подниматься в гору, капитан вспомнил о своих сыновьях. Их все еще не было. Не было и Петра. И его охватила страшная тревога и тоска. Как, неужели он так и уляжется в могилу, не доведя до конца своего последнего дела на земле? Неужели дети Танаты так и будут страдать из-за пяти рыб?

В душе его скопилось горе всего мира, и в отчаянии он заорал во все горло:

— Дети!.. Дети!

Но он был мертв, и живые не услышали его.

В это мгновение гроб накренился, невдалеке блеснул залив, и капитан с жадностью оглядел его. Лицо капитана просияло. Все суда спешили к пристани. Все они имели крен на левый борт, и это означало, что на них есть рыба. Экипажи столпились на капитанских мостиках и смотрели на шествие.

Вот и его сыновья!.. Вот и его судно!.. А вот и Петр!

Капитан обрадовался, как никогда за всю свою недолгую жизнь. Как бы то ни было, ему удастся поговорить с Петром перед тем, как гроб опустят в песчаную яму.

Вдруг призывно взревела сирена на передовом судне, а за нею и на остальных.