Созвездье Пса

Дальше — тропинка, черные ряды сараев, пустая Эстакада… В глазах у Светы что-то странное. Лунные блики играют на стеклах очков. Смеется — негромким дунным смехом.

Змеиный год на дворе.

Очки падают в траву. Вслед за ними неслышно скользит штормовка, и я с запоздалым сожалением вспоминаю о сигаретах, оставшихся в кармане. Помнутся, жалко.

…Лунный свет на руках, лунный свет на губах, лунный свет на лице, лунный плеск в ушах, лунный, лунный, лунный…

Правды некуда деть — добродетель пресна. Слишком долго терпеть ради вечного сна. Херсонес! Херсонес! Ты отверг добродетель. Здесь руины теперь. Участь грешных ясна.

Пачка уцелела, целы и спички. Правда, потерялись очки, но после минуты поисков они возвращаются на законное место. Что ж, курим… Жаль, конечно, что без фильтра. Ничего, в конце концов, в городе можно прикуцить пачку болгарских…

Над нашими головами те же созвездья, что грели меня вчера возле умирающего костра. Странно, это было только вчера! Херсонесское время — вещь дискретная. Да, Свет, мы аккурат с гор, если хочешь, могу дорассказать то, что Борис не успел. Вот там и вправду было холодно…

Странно, по моим расчетам ночь должна уже давно кончиться. Впрочем, сна

— ни в одном глазу. Но все-таки как здесь ни мило, однако даму пора провожать Домой, дабы успеть и самому соснуть часок или даже полтора, если повезет.

В предрассветных сумерках ее лицо кажется со-Ршенно обычным — усталым, слегка помятым. Говорить не о чем, из обычной вежливости предлагаю встретиться где-нибудь в городе, скажем, у почтамта, что на Бэ Морской, в шесть, запоздало понимая, что в такую жару ехать в Себасту — истинная пытка. Спать, спать, спать… Хорошо, что Древняя рядом — спуститься к воротам, затем триста метров по асфальту…

…Ты не нужна мне, чужачка, это все лунный свет, чужачка, ты не узнаешь меня, чужачка, ты все забудешь, чужачка, я все забуду, чужачка…

Так, можно ползти домой. Где-то на задворках души непрошеная кошка чуть-чуть, еле слышно, скребет лапкой, но об этом не стоит думать, ночь позади, а еще древние римляне говорили, что .нет ничего хуже памятливого собутыльника.

А вот интересно, кого мне Лука секундантом пришлет? Не иначе Буратину. Поскольку выбор оружия за мной, выберу кирку, ее Лука уже год в руках не держал, справлюсь как-нибудь.

Однако, еще не доходя до крыльца, начинаю понимать, что вызова со стороны тюленя не последует —по крайней мере, в обозримом будущем.

…Недвижное тело покоится на лежаке, вытащенном нашими соседями во двор. Впрочем, покой этс относителен — время от времени тело взбулькивае подергивается, похрюкивает. Окружность в радиусе полутора метров, да и сам лежак, носят наглядные доказательства того, что герой пал не сразу, и поистине тяжка была его борьба…

Буратино сидит неподалеку, со стоическим видом попивая чаек. Эге, а это как раз то, что сейчас нужно!

Ну-ка, сбегаем за кружкой…

Наш деревянненький хмур и недоволен. Все-то мы — люди несерьезные, жить не умеем. А ему уже сорок четыре. И жить он умеет. А жену все равно выгонит!..

Две пустые банки из-под желтого чудовища, стоящие рядом с тюленем, вместе с комментариями Буратины, проясняют картину агонии. Тюлень не оплошал» правда, пришлось прибегнуть к помощи ночного сторожа в каком-то магазине. Увы, пить им пришлось вдвоем с Буратиной. Мне, само собой, были обещаны кары земные и небесные, однако утешился наш тюленчик удивительно быстро. Но потерял бдительность и был погублен Змием. Добро еще Зеленым, так ведь — Желтым…

…Желтое чудище обло, озорно, стозевно, желтое удище наземь Луку повалило, страшное! Рухнул рой — и взгремели пустые бутылки… В голосе Буратины — печаль. Лука негромко поxрюкивает в такт рассказу…

Мало выпили — итожит Буратино. Не спорю — можно было бы выпить и больше. Ну, все еще впереди.

Борису тяжко. Он, конечно, не может позволить себе не встать, даже не вздохнет лишний раз, но вид имеет глубоко несчастный. Но он-то хотя бы поспал, а вот у меня будет видок… То есть не будет, конечно, уже есть. Да, мрачное утро, даже кофе сквозь зубы пьется. Ладно, пора кончать волынку, погуляли… Та-а-ак, кепка, сигареты, спички, планшет, рейка. Ну, вперед, труба зовет! Поползли!

…Во рту эскадрон ночевал — буденновский, гусарский, кирасирский, уланский, пикинерский, мамлюкский, драгунский. Ночевал, ночевничал, не стеснялся…

У сараев тихо — молодая гвардия и не думает вставать. Видать, не мы одни этой ночью веселыми ногами скакаша и плясаша. Володя, Славик, ау! Вставайте, золотые, вставайте, бриллиантовые, ждем вас, не дождемся.

Догоняйте!

…Д. появляется встрепанный, мрачный, жалует— на то, что проспал, затем стреляет у меня сигарету, и мы долго курим, стараясь не глядеть на нахальных ек, оккупировавших стены наших раскопов. Наконец приползают наши зомбиобразные подчиненные.

Д. кривится, словно от зубной боли, но делать нечего.

Приступаем.

Володя, Борис, прошу в яму! А землица-то мокренькая. Да, Борис, водичка близко. Экая мерзость!.. Ну, золотая рота, будем выгребать…

Дневник, археологических раскопок Портового района Херсоней.7990 г.