Созвездье Пса

…В самом этом процессе нет вроде бы ничего плохого, если, конечно, не настаивать на преимуществе одной цивилизации над другой. Без сомнения, сарматизированная культура позднего Боспора не менее интересна (и по-своему даже более оригинальна), чем цивилизация периода эллинского расцвета. Но вместе с греческим «лицом» города теряли то, что помогало им выжить много веков во враждебном окружении — патриотизм, чувство сплочённости и, в конечном итоге, смысл защиты своей самости. «Варваризированное» население постепенно приобретало вполне космополитическую ментальность, что неизбежно вело к потере элементарного инстинкта самосохранения…

 

Соседи, те, что расселились по сараям, сегодня куда-то исчезли, и вот, пожалуйста, вновь объявился барабашка, тот самый, что беседовал с нами в первые дни по приезду.

…Стук… стук… стук… По деревянному ставню, по старому дому, по мёртвому городу — тихо, упорно, упрямо, нахально… Стук… стук… стук…

Ну что стучишь? Стучи, стучи… А скажи-ка нам, хорошо ли сейчас Луке гуляется? Да? Нет?

Ответ какой-то странный — дробное мелкое постукивание, словно нежить смеётся. Ну-ну… А я ещё приеду в Херсонес?

Да, стучит барабашка. Да, да, да…

Скоро?

Нет, не скоро. Через год? Через два? Не отвечает — вновь смеётся, видать, знает что-то. Ну смейся, смейся, демон. А в Южно-Сахалинск я когда-нибудь попаду?

Нет, сухо и коротко телеграфирует нежить.

Ясно… А Крипта? Мы что-нибудь узнаем, что-нибудь поймём? Да? Нет?

Вновь стучит барабашка, но уже что-то своё. Прервал контакт, не дозваться.

 

…Поднявшийся ветер качает ветки высокой вишни у дома, одна из ветвей бьётся о ставень. Стучи, стучи, барабашка!..

Сегодня нет туч. Солнце, тускнея и вырастая на глазах, медленно сползает куда-то в сторону румынского берега. Мы бредём со Светой вдоль пустеющего пляжа, смотрим на розовые колонны, которые с минуты на минуту вновь станут серыми и утонут в катящихся из-за собора сумерках. Но пока они розовые, и море, древнее, вечное море, покрыто перламутровой плёнкой. Такого не может быть, правда. Свет? Таких красок не бывает, нам не поверят, если расскажем… Смотри, сейчас солнце нырнёт в воду и станет куполом. Сиреневый купол над перламутром…

…Прощай, солнце, бешеное, горячее, горящее, вечное, языческое. Ночь, снова ночь, ночь мёртвого города, ночь Мёртвой страны… Рука в руке, пальцы касаются пальцев…

 

Бродим пустыми безлюдными улицами, мимо базилик Северного берега, мимо Восточного обрыва, под которым зловеще шевелятся волны, с высокой горки лицезреем притушенные огни Урлага. Никуда не торопимся, на душе тихо. В небе всё ярче разгораются созвездия, между звёзд то и дело маленькими острыми молниями мелькают Персиды, остаётся только загадывать желание. Но что загадать? Чтобы всё это повторилось, чтобы так же горело над головой созвездие Пса, хрустела под ногами серая херсонесская пыль? Но ничто не повторится, не вернётся, вечен лишь этот древний город, а мы — лишь пассажиры, очередная смена. Мы уйдём, появится ещё кто-то, а Херсонес останется — и после меня, и после того, кто придёт мне на смену…

Света счастливее, чем я. Она что-то загадывает, улыбается, зачем-то снимает очки…

…Почему ты здесь, чужачка? Какой ветер тебя принёс, чужачка? Кто тебя сюда пустил, чужачка? Что я буду делать без тебя, чужачка?..

 

На Веранде свет, и дурное предчувствие охватывает нас. Не Лука ли? Света замирает у крыльца, не желая подниматься без разведки. Что ж, разведка всегда готова, однако уже у самой двери понимаю, что не тюленем тут пахнет, не его это скрипучий голосишко. Но уж лучше Лука…

…Да-с, да-с, добрый вечер! Ну конечно, Борис всё в той же компании. Манон с Коровой разложили на лежаке, не на моем, к счастью, какие-то бумаги, обсуждают, Немировичи-Данченки… Заходи, Свет, тут не страшно!

Ведьма встречает Свету добрым и ласковым взором. Света-то чем тебе, Манон, не угодила? Корова, простая душа, долго открывает рот, пытаясь что-то сообразить, не иначе, по поводу планируемого отъезда Луки на Сахалин. То-то будет работы «беобахтеру»!

Ну что, Борис, как дела сценарные?

Наш химик только начинает разъяснять значение образа Маленького Зеленого Камнееда в задуманной церемонии…

Я — Зелёный Камнеед,
от меня три тыщи бед…