Созвездие Антура

На занятиях изучали различные марки ружей, винтовок. А в воскресенье на рассвете уходили с Косыгиным в тайгу. До позднего вечера бродили по звериным тропам, иногда расстреливали все патроны, а домой возвращались ни с чем. Но прок все-таки был. Зимой на стрелковых соревнованиях Лешка поразил мишень лучше всех. Пули легли в «яблочко».

— Поздравляю со вторым разрядом, — сообщил тренер.

Косыгин подмигнул другу: дескать, не напрасно затянул в стрелковый.

Еще одной Лешкиной слабостью были стихи. Пристрастие к ним перешло от отца. Тот немного писал. Даже когда болезнь приковала его к больничной койке, не забросил своего увлечения. То для стенгазеты напишет, то ко дню рождения кому-нибудь из товарищей по работе. Сыну не передалось отцовское усердие в сочинительстве, но любовь к поэзии жила.

Особенно любил звонкие, раскатистые стихи Маяковского. Но когда выдавалась свободная минута и Алексей брал в руки балалайку, близким становился и Есенин:

Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло…

Глава 3 БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

Этот вопрос сегодня должен решиться окончательно и бесповоротно. На втором курсе Белкин влюбился.

Он быстро мчался вниз, на первый этаж, и на нижней лестничной площадке вдруг увидел незнакомую девушку. Она стояла у широкого окна, в которое бил свет, и казалась вся нежно-голубой. У нее были голубые туфли, голубое платье и даже смешно торчащие косички тоже казались голубыми. Лешка ни разу не видел такого милого лица, и его удивило, почему в глазах симпатичной девчонки — растерянность.

— Вам кого-нибудь нужно? — поинтересовался он.

— Нет, — поспешила ответить она. — Мне на зоофак.

— В чем же дело? Пойдемте покажу — это выше… Вы к нам переводом?

Незнакомка смутилась еще больше.

А через несколько дней, когда он вбежал в деканат, сразу увидел за секретарским столом ту самую девушку. Взгляды их встретились — она первая отвела глаза.

Теперь его мысли все чаще возвращались к ней. Еще когда учился в школе, к нему приходили домой одноклассницы. Но они — за учебниками или списать домашнее задание, о них Лешка не думал. А тут сидит на лекции или готовится к занятиям — в голову лезет всякая чепуха. Или вдруг вспомнит, как, встретив ее в деканате, от неожиданности попятился назад. Здесь теперь часто толпились парни, без всякого дела, подыскивая любой предлог, лишь бы заговорить с ней.

Однажды, дождавшись, когда все «поклонники» уйдут на лекцию, он открыл дверь деканата и, набравшись решимости, спросил:

— Скажите, по вашему телефону можно позвонить?

С тех пор почти каждый день звонил знакомому преподавателю. Это, конечно, заметили однокурсники.

— Белкин, сегодня пойдешь звонить? — спрашивал Володька Латышев, всегда острый на язык, балагур и весельчак. — Надумаешь — возьми меня. Мне надо позвонить в бюро добрых услуг, узнать, делают ли гробы моего размера. А то скоро умру от тоски по одной женщине…

Все хохотали. Лешка становился мрачнее тучи.

Несколько дней не появлялся в деканате. А потом не выдержал — снова зашел. И когда разговаривал по телефону, глаз не спускал с секретаря. Нет, что ни говори, а она какая-то необыкновенная. И среди «зверофаковцев» есть девчонки, но не такие: то слишком деловые, или чересчур кокетливые. А Люся держалась настолько естественно, что казалась необычной. Необычны были ее глаза, голубые-голубые, как волны на Увильдах. Необычна улыбка, с которой смущенно встречала всех, кто входил в деканат. Необычны пышные белокурые волосы, которые, когда она наклонялась над столом, опускались на глаза. В такие минуты Лешке хотелось подойти к ней и осторожно поправить локоны, чуть-чуть задержав их в своей шершавой ладони.

Своими переживаниями делился с Володькой Лебедевым. Жили они в одной комнате, за несколько месяцев присмотрелись друг к другу, и Лешка считал его самым порядочным парнем на факультете. Сосед знал о его романе все, или почти все, но не зубоскалил над ним, как Латышев, даже, казалось, сочувствовал ему. Хотя в оценках был трезв.

— Говоришь, увидела тебя — тут же смутилась? — продолжал он обсуждение прошедшего дня.

— Да, ее лицо как бы обдало холодом.

— Это ничего не значит. Она как я заметил, смущается при появлении каждого человека.

— Не спорю, но сегодня особенно смутилась.

— Пока вы оба просмущаетесь, у тебя кто-нибудь уведет ее из-под самого носа. Девчата любят решительных, а ты — сплошная сентиментальность…

— Почему? Ходить в тайгу, — по-твоему, сентиментальность?

— История знает людей, которые, вели войны, возглавляли революции, а при женщинах краснели, как раки.

— Допустим, при Люсе я не краснею, и чтобы подойти к ней, не надо особой смелости…

— Хотел бы посмотреть на тебя в такой момент, — поймал его на слове друг.

— А что, пойду и… приглашу в театр! — выпалил Алексей.

— Пригласишь?

Лешка понял, что сгоряча сболтнул непоправимое, но отступать поздно: