Созвездие Чаши

   — Собака-то почему? — спрашивал Сверчок, но Хезе лишь плечами пожимал — видел… Чаша — не от мира сего, почему в ней законы земные должны соблюдаться? А собака — это друг, это помощь. Вот она и смотрит сверху, и помогает порой.

   В Чаше никогда не было холодно. Теплый климат субтропиков — и регуляция тепла самой котловиной. Так что мальчишки зачастую даже футболок не надевали — разве что к вечеру, когда свежело и снизу поднимался жидкий туман.

   Еду на платформе спускали, раз в сутки — вот жмоты, подумал было Сверчок. После первой такой платформы обратно взял собственные мысли. Раз-то он раз… Пластиковые коробки со всяческой снедью — такого в жизни не видел. И подогретое, и холодное… как раз на сутки хватает, а потом сваливаешь все эти коробки на очередную платформу, новую порцию забираешь. Рай, говоря проще.

   Только тарелки мыть самим приходилось — ну, девчонки хоть и ворчали, а мыли сразу за всех.

   Так вот о еде.

   Пища была дорогой. Не тяжелой, и калорийной. Вода — минеральная, соки… Сверчок долго крутил коробку, пытаясь понять, что за диковинные фрукты на ней изображены. Половины так и не понял.

   Девчонки, жившие здесь, добровольно брали на себя обязанности хозяек. Некоторые будто старались наверстать то, чего, возможно, никогда не успеют узнать. Только Нашира, насупясь, обосновалась в одиночестве на конце стола и раскладывала по разным кучкам крекеры с забавными мордашками зверей.

   Сабик сидел, скрестив ноги, прямо на табурете, и напоминал озабоченно вылизывающего шкурку котенка — он так же старательно облизывал пальцы, липкие и оранжевые от апельсинового сока.

   — Сладкоежка, — добродушно сказала Шаула, видя, как он с жадностью разламывает очередной апельсин и запихивает в рот добрую половину долек сразу.

   — Хочешь? — тут же откликнулся Сабик.

   Альхели вспомнил слово — идиллия. Как это… пастушки на лугу, овечки… опять же, котята. А внизу — котловина, обнесенная металлическим поясом — живая и хищная, живущая отдельной от всей планеты жизнью.

   Дурдом.

   Тренировками Альхели увлекся всерьез — хотя с аппаратом работать побаивался. В остальном же очень хотелось не хуже других себя показать.

   Все были хороши, вдобавок каждый — в чем-то своем. Саиф, к примеру, едва ли не в узел мог завязаться, акробат из него вышел бы превосходный. У Мираха реакция была потрясающая, и вестибулярный аппарат, кажется, отсутствовал вовсе — подросток мог битый час вертеться в колесе вниз головой. Нашира цепкостью отличалась особенной — если ухватится, например, за выступ, фиг отдерешь.

   Сверчок чувствовал себя неуверенно с этими подростками. Он-то что умел, если по чести сказать? Бегать весьма неплохо, но несерьезным казалось такое умение. А учиться приходилось всему. И в рукотворную копию Чаши выходить, деваться некуда. О том, что будет и настоящая, как-то не вспоминал. Тем паче пока никого никуда не спускали.

   Аппарат позволял работать не более чем троим одновременно.

   Подростки жаловались новичку, не на помощь рассчитывая, конечно — просто накипело:

   — Вот твари… если б и выпускали только тройками, еще ладно. А так… и без того в Чаше куда тяжелее, так еще и не научишься вчетвером проходить.

   Буквы на коже отчаянно зачесались. Альхели ожесточенно зацарапал ногтями кожу, но его ухватила за руку Тайгета:

   — Иди, это тебя Чаша зовет.

   — А я не пойду, что я, клоун, всяких… чудаков развлекать? — вскинулся Альхели, а Тайгета смотрела понимающе и свысока-иронично. Хотелось вопить и кататься по земле, настолько невыносимым был зуд. Он свернулся в три погибели и зашипел — зуд сменился болью.

   — Иди, балда, — склонилась к нему смуглая девушка. — Зачем мучиться?

   — Я… не… пойду, — выдавил он, и сел на корточки, уже не думая, как это выглядит со стороны. Казалось, чем плотнее он сожмется, тем слабее станет жгучая боль — но она, подумав немного, вспыхнула с новой силой, заставляя раскручиваться в обратную сторону, выгибаться, едва не касаться затылком пяток.

   — Вот ненормальный, — послышался мальчишеский голос, — Ему за опоздание прибавят, если не спустится.

   — Поднимай его, — вступил второй голос, кажется, Шедара — Альхели чувствовал, как его оторвали от земли и потащили куда-то, чувствовал, потому что боль начала проходить — осталось неприятное покалывание.

   — Ставь, — его, как плюшевую игрушку, водрузили на металлическую плиту. Поддержали, чтоб не упал — Альхели расширенными глазами повел по сторонам, пытаясь сообразить, где находится — и отшатнулся испуганно. Перед ним был обрыв.

   — Спускайся, и перестань волноваться, — ободряюще сказал Шедар. — Все хорошо.

   — Ннне пойду… — сквозь зубы промычал подросток. Поглядел вниз, будто впервые…

   — Иди, — в голосе Шедара появились осуждающие нотки, и Сверчок сделал шаг вперед, на ватных ногах. Он не уверен был, что сумеет спуститься — руки и ноги дрожали; но прутья, огибавшие лестницу, давали надежду.