Созвездие Чаши

   Раньше, чем толком пришел в сознание, он почувствовал холодное у себя на лбу и веках. Попытался поднять руку и скинуть это — но тело отозвалось неподъемной болью. Его стон услышал кто-то, находящийся рядом — мокрая тряпка была поспешно снята с лица. Альхели открыл глаза. Подле него сидел маленький Наос и улыбался застенчивой, заискивающей полуулыбкой.

   — Вот ты и очнулся, — радостно сказал он. Альхели поморщился. В голове работали пьяные прессовальные машины… пьяные — потому что они все время промахивались. И гудели.

   — Мирах…

   — А что он? Бровь ты ему разбил. А чего полез-то? — скороговоркой зачастил Наос. — Он драться умеет не хуже Регора, даже лучше, тот неповоротливый.

   — Ты… доктор нашелся, — не сдержал стона, — А сам-то — тоже кинулся бить?

   — Не… Ты еще всем чужой, а полез. Зачем сунулся?

   — Надо было…

   — Зря. Они могут и сами сцепиться, если что, а когда кто-то со стороны лезет… Но ничего, сойдешься. Чаша здорово всех меняет…

   Он погрустнел немного, спросил:

   — Нравится тебе тут?

   — Ну ты даешь, — рассмеялся Сверчок, несмотря на боль. — Валяюсь с разбитой рожей — а он спрашивает… Но, в общем, не знаю пока. Мне особо идти некуда.

   — А я домой хочу, — сказал Наос. — У меня родителей не было, только бабка. Она вредная была, но ничего. Сейчас думаю — совсем ничего. Все свечки жгла и крестом вышивала, красиво. Книги старинные собирала. Говорила — не воруй. А мне то пожрать чего особенного хотелось, то просто чего-нибудь яркого… Может, меня за это и наказали, забрали сюда. А что, у всех есть, а у меня нету? — задумался.

   Альхели было очень больно, очень горько, и он с радостью оборвал бы эти неуместные излияния. Но плохо двигалась челюсть, и немного неловко было — все же о нем позаботился этот малыш… А Наос мечтательно продолжал:

   — У нас занавески на окне были, знаешь, такие, с бабочками. Старые. Я все говорил — сними ты, блин, эту рухлядь… А бабка бесилась, будто какое сокровище…

   — Тебе сколько, скажи пожалуйста? — от боли в голове Альхели стал чрезвычайно вежливым. То есть хотел съязвить, но не получалось, как-то само собой сбивался на тон благовоспитанного пай-мальчика.

   — Двенадцать было, когда привезли — меня единственного взяли так рано, — добавил с гордостью. — Сейчас тринадцать, наверное. Я тут четвертый месяц примерно.

   — У вас, как в каменном веке, да? Или настолько все счастливы, что и часов не наблюдаете? — блин, до чего же мерзко… голову оторвать бы да положить рядом. И губа саднит — ладно хоть зубы целы.

   — Почему же каменном? — оскорбился мальчишка. — Можно и каждый день считать, хоть календарь себе заведи и отмечай… а зачем? Сам поймешь, когда пора будет — наружу… если дотянешь, — вздохнул. Прибавил по-детски, будто о фантиках говорил:

   — Я иногда хочу умереть. А потом вдруг — страшно. А Мирах — надежный, он просто так не бросит, и не подставит.

   — Сволочь твой Мирах. Такую девчонку…

   — Риша-то? — округлил брови Наос. — Да ладно. Регор, что ли, лучше? Или Саиф? Чего она, ревет, что ли? Так они все поначалу ревут… ну, многие.

   — Балда, — с досадой сказал Альхели, видя прекрасно полное отсутствие опыта у самого Наоса. — Повторяешь, как попугай…

   Риша подкараулила его на выходе из душевой — даже застесняться забыла, хоть мальчишка стоял перед ней в мокрых плавках, и сам еще вытереться не успел. Глаза у нее — синие-синие, перепуганные, едва не на лоб лезут.

   — Сверчок, я слышала… Мирах сказал — если он будет так себя вести, сдохнет не позже чем через месяц. Так они это — всерьез? Перед своими-то им зачем притворяться?

   — Не знаю, всерьез или нет, — отозвался немного зло. Тоже, пришла помощница… прямо шпион во вражеском логове. Тьфу ты… и вправду, в «логове». Рассмеялся.

   — Слушай, они ненормальные, — прошептала Риша. — Они же гордятся этим… тем, что проходят через этот кошмар раз за разом. Они гордятся тем, что там, внизу, выживают. Ты понимаешь?!

   — Да, — хмуро ответил Альхели. Короткая веселость прошла. — Я тут спросил одного — а что вы от имен этих не избавитесь нафиг? Нельзя, говорит, это шифр опознавательный. Так или иначе подействует, разве что совсем вглубь резать… и ножей нет. Говорит, мальчишка один, новичок, ногтями пытался… заражение крови схлопотал и каюк, идиот.

   — Не спасли?!

   — Он прятался до последнего — потом и не стали, кажется…

   — Я хочу домой, — прошептала Риша. — Я домой хочу, слышишь?!

   — Что я тебе, ангел с крылышками? — грубо отозвался Альхели. А Риша вцепилась в него и бормотала, заливаясь слезами:

   — Сверчочек, ну, миленький, ну, пожалуйста, я домой хочу, я не могу тут!

   — Нет у тебя дома больше, пойми, дуреха! — воскликнул он, вскакивая и отталкивая девчонку. Противные такие мурашки-паучки ползли по коже, стало страшно, так страшно, как никогда в жизни. А Риша согнулась пополам, запихнула косу себе в рот, сдерживая рыдания, и все бормотала бессвязное, и рефреном всплывало: домой!

   Саиф подошел, неслышно, будто большой кот. Сиамский — такой же поджарый и гибкий.

   — Ревет? — спросил, кивая в сторону девчонки. Будто бы сам не видел. Равнодушное такое лицо, самоуверенное…